Фотографий с изображением Коста мало. Зато нет проходных, необязательных, хотя присутствие этой личности даже на никаком любительском снимке для нас праздник и толика из сокровищниц его жизни...
Мысленно разложил их перед собой, как пасьянс, и что увидел? На фото, где он студент Петербургской академии художеств, в Коста, упавшего с диких гор в лоно гигантского и по тем временам мегаполиса, каким был играющий и по сей день в цивильную Европу Петербург, трудно угадать будущего классика: на фото Коста напуган, доверчив и прост, правда, выразительны и вдумчивы глаза... На фотографиях более поздних поэт, по образному выражению А. П. Чехова, уже «больше, чем кажется», — даже на групповом снимке с осетинской интеллигенцией, где не менее двух десятков человек, Коста выделяется без адресной подписи — и опять же глаза, — в них деликатный вызов...
Неповторимо красив Коста на фотографии ставропольского периода. Он в светлом европейском костюме, в идеально идущей ему строгой, широкополой шляпе. Лицо в профиль — графично, словно исполнено пером; глаз, который нам виден, чуть воловий, но это уже взгляд рафинированного интеллигента с чрезвычайно развитым интеллектом!
Меня потрясла фотография поэта на смертном одре... Я не видел лица более прекрасного даже под кистью старых мастеров. Смерть, как правило, превращает лицо в маску: лишенное жизни, оно порой становится неузнаваемым... Не покидает ощущение, что поэт не ушел, а безмятежно спит; и он весь светится. Правильные черты лица, их тектоника, соразмерность, взлет бровей, прямой нос, чувственные, четко очерченные губы делают его похожим на Христа, хотя никто из нас, смертных, божества не видел и каждый рисует образ Бога по-своему...
Уже обреченный, душевно больной, и, как и все поэты — безмерно одинокий — он красив всей глубиной, высотой и широтой ума, души и сердца, проступающими сквозь медовый пергамент кожи лучами, озаряющими каждого, кто остановит взгляд на этой, грех сказать, фотографии... Словно последним усилием воли перед последним вздохом на лице проступили таинство и откровение этого гиганта, занимавшего так мало места в пространстве, будучи бесконечностью во времени — от рождения до дней наших и будущих...
Да, это не фотография, это посмертный гимн человечности, а если говорить тише — месса, плывущая над горами и долами его бедной родины...
