Второй день моей работы учеником электрика в цехе пылей и окислов завода «Электроцинк». Мне лет пятнадцать. Перерыв. Наелся чебуреков, сижу у теплой кирпичной стены и греюсь на солнышке... Вдруг раздается скрип стальных листьев пролета цеха напротив, и вижу гиганта! Я оторопел. Он был похож на великана из эпоса, и при этом плотно сбитое тело обладало статью воина, а не любителя сытных застолий... Видел своими глазами, как под ногами этого мужчины толстенный металл прогибался, как жесть... На мой вопрос мастеру, кто этот человек, мастер расхохотался: «Петр Андиев. Знай наших!..»
Спустя много лет я познакомился с борцами, братьями Андие-выми — Геной, Сережей и Сосланом, и узнал, что гигант, которого я видел на заводе, — их отец. Порода есть порода — все трое были в отца. И, конечно, в мать — красивую, стройную, крупную женщину. В отца и мать они были не только внешностью, но и какой-то медлительной доверительностью, хотя реакция у каждого из них была спортивной, моментальной!..
Я не борец, — кинематографист, но с детства знаю, что джигитовка, борьба, танец и песня — предмет нашей национальной гордости. Мне повезло. Я застал эпоху стабильного становления осетинской школы борьбы и был близко знаком с выдающимися мастерами ковра всех весовых категорий — от Кулаева и Дзарасова до Тедеева и Кисиева... И в этом ряду — Парастаев, Чельдиев, Лолаев, Наниев — если перечислять всех — отвалится рука... Сотни раз сидел на трибунах, следил за каждым движением противников, пытался угадать ходы комбинаций и на первых порах уже знал, что такое проход в ноги, подсечка, «мельница»... О борцах ходили легенды, престиж борьбы в Осетии был высок, как нигде, а мне в лучших наших борцах было симпатично то, что выйдя на ковер, они не ходили в стойке, помахивая перед собой руками, а бросались в атаку, перебирая все возможные и невозможные приемы, и редко их останавливали за пассивное ведение борьбы, редко они выигрывали по баллам, зато часто вчистую, — четко впечатывая лопатки партнеров в поле ковра...
Три борца из одной семьи — это подарок. Да еще какой! С Геной Андиевым, так рано ушедшем из жизни, я был почти незнаком, Сергея и Сослана знаю давно и близко, особенно Сослана. Когда Слава Гулуев отснял последний кадр фильма об Андиевых, и в частности о Сослане, я был рядом с ним, с киноматериалом, часть которого Слава бережно собирал много лет — это кадры, отснятые им на крупнейших соревнованиях по борьбе в СССР и за рубежом...
Помню, в один день мы пришли с ним в дом Андиевых познакомиться с фотоматериалом. Долго никто не отзывался, потом на пороге появился «Сое» и, широко улыбнувшись, изрек: «Наконец я поем!» Меня эта фраза подкупила — горец в одиночку ест в исключительных случаях, и даже голодным — с неохотой... Пока мы со Славой перебирали тысячи фотографий, Сослан на правах хозяина накрывал стол. Стол был под стать дому и его домочадцам: гора вареных кур, огромный таз холодца, литровая банка горчицы, хлеб, поломанный руками, напитки на любой вкус, — сам Сослан тогда не пил ничего спиртного. Я что-то щипал, Слава пожевывал, Сослан ел, но ел опять же, как горец, не алчно, сдержанно, с паузами для шутки — сказанной и выслушанной.
Насколько мне известно, в юности Гена Андиев, самый старший из братьев, тренировал Сергея и Сослана. Когда его не стало, работу тренера младшего брата взял в свои руки Сергей. Помню, какие нагрузки «брал на грудь» Сослан, бегая и отжимаясь, работая на ковре, ежедневно, по несколько часов, превращаясь в машину из мышц и воли; шел к цели, удачно сочетая тренировки с общепринятой и собственной теорией борьбы; опытным путем собирал в копилку будущих побед десятки приемов, «обкатанных» на десятках стилей, характеров, темпераментов и субъективных особенностей противников, — оставаясь неизменным, постоянно менял и тактику и стратегию, вызывая недоумение у тех спортсменов, с кем ему уже приходилось схлестнуться на ристалище...
Андиевы — красивая фамилия. И звучанием, и родословной, и биографией, а если ближе к теме — анатомией, «привязанной» со дня рождения каждого из братьев к борьбе и ее специфике... Гена был, как альчик, симметрия квадрата... Сергей — прототип отца, возможно, Бола Канукова, Сослан — античный бог, Ахилл, Гектор, Спартак, Давид, Персей, Атилла... и все-таки Сослан, потому что все в этом мире неповторимо... Говорят, в каком-то «колене» потомок повторяет одного из предков. В таком случае есть надежда, что каждый из братьев стал нашим современником, шагнув из мифа... Помню Сослана двадцатилетним: и гуляющим, в костюме, и на ковре, и за столом; плывущим, бегущим, прыгающим — он всегда был совершенен, как «мерседес», откуда на него не смотри... Группа мышц, сокращаясь, растягиваясь, взбухая, вызывала всегда чувство восхищения, без натурализма и патологической асимметрии тело спортсмена напоминало тело не холеного, но сытого льва, причем вся эта бешеная энергия была скомпонована в ладной фигуре, не изуродованной «озверевшим» мясом бицепсов, триплексов и прочим, будоражащим воображение старлеток, арсеналом культуристов...
И еще. Любой борец хочет положить на лопатки своего противника. Хотел и Сослан. Но никогда, как честолюбивый и коварный хищник, выслеживающий добычу, изучающий ее слабые места, ищущий самый короткий путь к достижению цели, хотя, в сущности, это и есть работа спортсмена, и не только спортсмена... Не уверен, что этот человек с нездоровым волнением и любопытством прокручивал видеоролики с работой своих возможных или явных оппонентов... «Иду на вы!» — вот клич Сослана Андиева, достаточно талантливого, сильного и изощренного, чтобы победить!..
«Господь Бог изощрен, но не злонамерен» — эта одна из любимых сентенций Эйнштейна лучшим образом характеризует моральный и нравственный императив спортсмена, которого всег-да любили все — и ревущие трибуны, и репортеры, и незнакомые женщины, подростки и старики, докеры и президенты, уголовники и святые, даже враги, хотя надо быть законченным подонком, чтобы быть врагом человека с таким сердцем, душой и улыбкой, как у Сослана Андиева...
В жизни и в древнем искусстве побеждать есть тысяча и один способ ведения борьбы. Если это множество умножить на количество людей, населяющих нашу планету, или спортивные залы, — арифметический ряд станет математическим, а математический — метафизическим... Красив на ковре Медведь, на ринге — Мохха-мед Али, с шестом — Бубка, за шахматной доской — Каспаров, в воротах — Яшин и т. д. и т. п. Но красивее Сослана Андиева я не видел никого, ибо железные тиски Медведя, квадратная челюсть Али, гуттаперчивость Бубки, неисчерпаемость Каспарова и пролетарская интеллигентность Яшина, плюс все другие достоинства перечисленных суперменов не затмят самоиспепеляющее благородство, выстраданную доброту и нелукавую невинность юности Сослана Андиева в каждом движении его души и тела, на ковре и за его пределами... Не помню, чтобы с поднятой вверх рукой он «умирал» от самостийности. Не думаю, что этот мужчина, пожимая руку поверженному и его тренеру, мог хоть на мгновение быть высокомерным, тем более безразличным... Убежден, что даже близким — брату, жене, а тем более детям, этот человек никогда не говорил : «Я — самый сильный! Самый красивый! Самый-са-мый!» «Культ личности» — фраза алогичная. Потому что в культе нуждается не личность, а неличность. А Сослан — личность. И не нужны ему никакие котурны, подпорки, пьедесталы; думаю, не нужны и знаки внимания, которые шелухой осыпаются с тела гладиатора, познавшего всю прелесть жизни и побед, нелепость смерти и забвения собственной шкурой, а не ушами на лекции практика в теории...
Неоднократный чемпион мира, Олимпийских, континентальных, союзных и прочих игр, чемпионатов, встреч Сослан Андиев сегодня — председатель Госкомитета по физической культуре и спорту республики. Быть вечным чемпионом — блажь, но человек, даже раз поднявшийся на ослепительную вершину, пожимает руку Господу. А Сослан это делал неоднократно. И в новой роли он, безусловно, лидер — спортивный мир Осетии, набирая мощь, снова движется к Олимпу, и в этом большая заслуга вечно неутомимой изобретательности и энергии Сослана Андиева...
Удивительно, на сотнях фотографий, снимаясь с разными людьми по всему земному шару, — Сослан неизменен. Его узнаешь в профиль, со спины, даже когда в кадре только его тень... Узнаешь, как своего, как брата... Если б меня спросили, кто этот человек в ипостаси сказки, я бы сказал — добрейший Дед Мороз с холще-вым мешком, полным конфет и подарков... С одним специфическим свойством — снег и дети под взглядом его лучистых, светлых глаз — тают...
