«Добрый день и здравствуйте, мои дорогие братья и сестры! Получил от вас письмо и очень рад, что вы все живы, здоровы, все у вас хорошо. Весточка с родины для меня каждый раз — как луч солнца, согревающий сердце в холодный осенний день, она дает мне надежду и силы жить дальше, мечтать о встрече с вами, которая, я верю, рано или поздно состоится. Я хочу поехать в Осетию, с Божьей помощью, весной будущего года, в мае, если не. помешают опять какие-то обстоятельства... Впрочем, Азамат Албегов, видимо, поедет туда раньше меня, он вам и расскажет все подробности. Живите счастливыми и здоровыми. 

Ваш брат Сулейман Кубатиев...» 

— Увы, и на этот раз ему не удалось осуществить свои планы,— продолжал свой грустный рассказ Мурат.— Мы здесь очень переживали, не случилось ли с ним чего. Да тут еще один из моих знакомых, приехавший из Сирии, как-то между делом обмолвился, что, мол, вроде нет уже в живых нашего любимого брата. Но к тому времени уже приехал Азамат Албегов и успокоил нас, передав большие приветы и подарки от Сулеймана... 

Но, видно, сейчас ситуация действительно серьезная, если уж сам Азамат так беспокоится... Надо непременно ехать туда... У меня самого нет возможности, а вот дочку Тамару отправлю... 

И действительно, Тамара, молодая учительница осетинского языка и литературы одной из владикавказских школ, вскоре побывала в Сирии. Вот что она мне рассказала, вернувшись оттуда: 

— Не передать словами, как мне обрадовался Сулейман. Ни на минуту не отпускал от себя, от волнения и радости на глазах у него стояли слезы... Как будто родную дочь увидел после долгой разлуки! Он говорил со мной по-дигорски, я отвечала по-иронски, смутилась, покраснела, начала путаться. Он понял меня, успокоил и мы долго беседовали... Чувствовалось, что это очень образованный и в высшей степени интеллигентный человек, обладатель незаурядного ума и внутренней культуры... 

Что же касается поездки в Осетию, то мы договорились сделать так: Сулейман полетит в Ереван самолетом, а мы отсюда поедем на машине и встретимся там... И если все будет нормально и нам удастся привезти Сулеймана, наконец, в Суадаг, мы обязательно сообщим тебе по телефону. 

Однако планам Кубатиевых опять не суждено было сбыться... Поистине, какой-то злой рок преследовал Сулеймана! На сей раз в дело вмешалось не высокое начальство, а безжалостная болезнь. Я узнал об этом, и чтобы выяснить подробности, вновь разыскал Тамару. На сей раз мы встретились у ее сестры Иры, которая замужем за Гришей Фарниевым. Приняли меня радушно, на столе моментально появились горячие аппетитные картофджынта и все, что положено в таких случаях, мы посидели, поговорили о том, о сем, затем Тамара, как бы предвидя мой вопрос, вынесла из соседней комнаты какую-то бумагу и протянула мне... Это было второе письмо Сулеймана. Вот что он писал: 

Не «До свидания, до встречи», а «Прощайте!» написал старший из Кубатиевых... Неужто так отчаялся Сулейман, неужто распростился со своей мечтой, покорившись судьбе? Видимо, жестокая болезнь отняла у него последнюю надежду хоть раз ступить на родную землю. О, Господи, как ты бываешь иногда несправедлив к тем, кто этого не заслуживает, кто и так обижен судьбой. Земля предков так долго ждала одного из своих сыновей, но не дождалась, увы. Она могла стать для него последним и желанным пристанищем, но не стала... 

При этих мыслях мое сердце болезненно сжалось, комок подступил к горлу... И снова я представил себе — вопреки воле — последний день Сулеймана там, в Дамаске. Конечно, о скорбной вести первым узнает Азамат, он обязательно сообщит всем тамошним осетинам, но не все, к сожалению, узнают о том, что Сулеймана не стало — у кого телефон не будет работать, кто-то будет в отъезде. Проводить Сулеймана в последний путь соберется считанное количество людей, немного, скорее всего, будет пролито и слез на его похоронах. Нанятые специально для этого рабочие выкопают могилу на неприметном кладбище где-то за городом, и чужая, неприветливая земля навсегда поглотит Сулеймана Кубатиева... 

Останется Азамат Албегов один в огромном городе за старшего осетинской общины, по-прежнему будет для нее надежной опорой и мудрым наставником, советчиком в беде и в радости, не будет жалеть ни сил, ни времени, чтобы еще больше сплотить своих сородичей, укреплять их связи с исторической родиной. Мечта Сулеймана Кубатиева станет и его мечтой, не зря ведь он говорил мне еще в Дамаске, когда душным июльским вечером, по пути к Кубатиевым Азамат вдруг поюношески задорно запел о красавице из рода Цалоевых, а затем поделился своими планами: «Сначала отправлю в Осетию кого-нибудь из своих младших, затем уеду и сам. Жить...» 

Еще одно поручение Азамата я постарался выполнить, не откладывая в долгий ящик. «В Хумалаге живет мой дорогой брат Харитон. Когда я там был, он устроил в мою честь кувд. Обязательно постарайся увидеть его и передай большие приветы от меня...»— говорил мне Азамат. 

Албегов Харитон Агоевич — не только мой односельчанин, но и ближайший сосед. Один из тех людей, кем по праву гордится село, кто составляет его славу. Он, правда, давно уже живет во Владикавказе, многие годы работал на ответственных должностях, но никогда не забывал и не забывает отчий дом, откуда родом, где его корни... И в горе и в радости Харитон всегда рядом со своими односельчанами, в любом деле они могут рассчитывать на его помощь и содействие... Об отношении хумалагцев к Албегову говорит такой случай. Как-то по республиканскому радио прозвучала передача о нашем селе. Корреспондент по-фамильно перечислил наиболее известных и достойных людей — выходцев из Хумалага, но среди них почему-то не назвал Харитона Албегова. Буквально на следующий день возмущенные сельчане явились в Дом радио и потребовали объяснений. Был и такой случай. Поехали мы как-то в гости в Дигорское ущелье, там нас приняли очень тепло и радушно, на столе были три пирога и шашлыки, а старший, узнав, что мы из Хумалага, сказал: «Дай Бог, чтобы в вашем славном селе чаще появлялись такие люди, как Харитон Албегов... Тогда Иристон будет процветать...» 

Этому самому Харитону и просил передать привет Азамат. После того, как добросовестно выполнил его первое поручение, побывав в Суадаге, у Кубатиевых, я через несколько дней постучался в ворота кирпичного дома на одной из тихих улочек Владикавказа. 

Для хозяев мой визит явился полной неожиданностью. 

— Какой Бог тебя к нам привел, Дамир, откуда, с какими вестями?— забросал меня вопросами Харитон после того, как мы обнялись и вошли в дом. 

— Я ездил в далекие края и оттуда привез тебе большие-большие приветы... 

— В далекие края, говоришь? А куда именно? 

— В Сирию. Ты ведь тоже там побывал. 

— Удивительный ты человек, Дамир,— всплеснул руками Харитон.— Что же ты меня не предупредил перед своей поездкой? Там у меня полным-полно родственников, они бы тебя приняли — лучше не надо. В первую очередь наш Азамат. Не встретился ли он тебе в Дамаске? 

— Встретился, Харитон, встретился. Именно он и поручил мне непременно увидеться с тобой. Там тебя знают, уважают и очень любят. Мне часто говорили, что во многом благодаря тебе они лучше узнали Осетию, укрепили свои связи с ней. 

Харитон помолчал некоторое время, задумчиво покачивая головой, затем с оттенком гордости произнес: «В моем лице, Дамир, все они любят Осетию, думают о ней, переживают, тоскуют. Вот пока почитай письма сирийских осетин, а потом я тебе расскажу еще кое-что...» 

Он положил передо мной стопку писем. Я наугад вытащил несколько из них. Думаю, что и читателю будет небезынтересно ознакомиться с их содержанием... 

Примерно такого содержания были и другие письма, пришедшие из Сирии на имя Албегова Харитона. А вот что сказал сам Харитон: 

— О том, что в Сирии живут и осетины, первым узнал тогдашний ректор Цхинвальского пединститута Людвиг Чибиров. Это было примерно лет двадцать назад, а может и чуть раньше. Он специально потом разыскал меня и с гордостью сообщил, что познакомился в Сирии с моими ближайшими родственниками из фамилии Албеговых. «Один из них Азамат,— рассказывал Людвиг,— просил у меня книги на осетинском языке, и в первую очередь, произведения Коста. Я отправил ему книги посылкой...» 

Мне, конечно, приятно было услышать, что представители нашей фамилии живут и за рубежом, в далеких краях. С тех пор я задался целью более подробно разузнать о том, как и когда они попали в Сирию, ближе познакомиться с ними. 

И вот однажды мне позвонили на работу. Поднимаю трубку и слышу: «Вас беспокоят из «Интуриста». У нас находятся гости из Сирии, Албеговы, приехавшие в Осетию по туристической путевке. Они попросили в первую очередь разыскать вас...» 

Надо ли говорить о том, какой это был для меня приятный сюрприз, как я обрадовался. Через считанные минуты я был уже в «Интуристе», где и произошла наша долгожданная встреча. Трудно передать словами волнение и радость, которые мы испытывали в те счастливые мгновенья! 

Их было трое — Бахаддин Албегов с супругой и брат Баххадина Абдурахман. Их путь из Дамаска пролегал через Турцию, Грузию, а оттуда через Дарьяльское ущелье Албеговы приехали в столицу Северной Осетии. Можно-без преувеличения сказать , что мои братья были первыми сирийскими осетинами, которые Побывали в Осетии после долгих лет жизни на чужбине. 

Разумеется, ни о какой гостинице речь уже не шла, я привез их домой, приняв как самых дорогих, самых желанных гостей. А на второй день повез в горы. Как они радовались, как удивлялись всему. Перед ними во всей красе раскрылась живая, настоящая Осетия их дедов, та Осетия, которую они до того знали лишь понаслышке да из книг и рассказов старших... За все время пребывания Албеговых у нас я не давал ни родственникам, ни друзьям, ни знакомым, ни себе, разумеется, ни минуты покоя ради того, чтобы гости ни в чем не чувствовали нужды, чтобы им было хорошо, чтобы от пребывания на родной земле у них остались только самые лучшие воспоминания. 

Албеговы уехали обратно в Сирию, прошло некоторое время и вдруг в один прекрасный день я получаю оттуда приглашение: «Возьми с собой кого хочешь и приезжайте втроем»,— писали мне Албеговы. 

Вместе с дочкой и племянницей я улетел в Дамаск. В аэропорту сирийской столицы к нашему удивлению нас никто не встречал. Ждем час, два, третий пошел... никого (Позже выяснилось, что телеграмму, посланную нами в Дамаск из Москвы, Албеговы получили лишь через две недели. Потому-то они ничего не знали о нашем приезде). Нужно было что-то предпринимать. Хорошо, что у меня с собой был номер телефона Азамата, я подошел к одному молодому парню-сирийцу и знаками (будто я глухонемой) попросил его позвонить по этому номеру. Парень оказался сообразительным — набрал номер, поговорил посвоему, а затем передал трубку мне. К своей огромной радости я услышал голос Азамата. А спустя короткое время на машине за нами приехал Бахаддин. 

Мы пробыли в Дамаске семь недель. О том, как нас принимали, какими мы были дорогими и почетными гостями не только для Албеговых, но для всех местных осетин, говорить излишне. Единственное, что меня там сильно угнетало — это жара. Я в такую знойную страну попал впервые в жизни, поэтому никак не мог привыкнуть к такому климату. Мне кажется, в Дамаск лучше всего ехать поздней осенью, в октябре или в ноябре. 

Мы почти ежедневно встречались с нашими земляками, их интересовало буквально все, что касалось Осетии. Многие поминали недобрым словом небезызвестного генерала Муссу Кундухова, полагая, что именно из-за него их далекие предки оставили родные края и в поисках призрачного счастья и обещанных благ уехали на чужбину. Надо сказать, что еще сравнительно недавно многие выходцы из Осетии жили, в основном, в сирийских деревнях и в городе Эль-Кунейтра, но после израильской агрессии, когда Эль-Кунейтру сравняли с землей, вынуждены были переехать в столицу. 

Кроме Албеговых я там познакомился с представителями других осетинских фамилий — Козыревых, Кануковых, Абисаловых... А Кабалоевы пригласили меня домой, зарезали барана, устроили в мою честь кувд. Кстати, вернувшись домой, я рассказал об этом тогдашнему первому секретарю Билару Кабалоева, он был очень доволен. Но когда я сказал ему, что тамошние осетины уже начали забывать наши исконные традиции и обычаи, и на стол, рядом с пирогами, кладут только половину головы жертвенного животного (кусарты саеры эгрдагг), он немного огорчился и заметил, что такой обычай существует только у некоторых северокавказских народов и, видимо, позаимствован у них. 

Да, к большому сожалению, дедовские традиции и обычаи постепенно уходят из повседневной жизни сирийских осетин. Один Азамат старается как-то противостоять этому неизбежному явлению, но и его насколько хватит. Я сам, как мог, пропагандировал наши обычаи на практике. Сижу, к примеру, за старшего за столом и показываю, как надо правильно, согласно существующему веками этикету, вести застолье, какой порядок тостов, где, что и как должно лежать на столе, и так далее. Спасибо моему дорогому односельчанину и мудрому старшему Саланджери Кокаеву — я сам у него многому научился. 

Кроме всего прочего, я объяснил моим землякам, что у каждого тоста за осетинским застольем — свое воспитательное значение. Им, кстати, очень понравился тост о святом Уастырджи, особенно слова о том, чтобы покровитель путников помог оторванным от родины осетинам вернуться когда-нибудь на землю предков. 

Научил я земляков шашлыки жарить, они им очень понравились... До сих пор, я слышал, вспоминают в Сирии «шашлыки Харитона»... 

Но и это еще не все. Там, в основном, играют на свадьбах кабардинские мелодии и танцуют тоже по-кабардински. Это, конечно, неплохо, я сам люблю смотреть кабардинские танцы, слушать музыку. Но надо знать и любить свою музыку, свои танцы тоже. Так вот однажды я устроил вечер танцев, вывел в круг свою племянницу, и мы показали, как надо танцевать по-осетински! Я попросил их впредь не забывать, что они осетины, что у нас прекрасная музыка и очень красивые танцы... Они меня внимательно слушали, согласно кивали головами, но уже потом я подумал: «Возможно, я был слишком категоричен в своих требованиях, неукоснительно придерживаясь наших, осетинских обычаев и традиций. Все-таки, наверное, нельзя полностью следовать этим принципам в чужой стране, среди чужого народа. Даже если очень этого хочешь. Но и совсем отказываться от них, ссылаясь на сложившиеся условия, вряд ли разумно. Нужно сказать, что и времена тогда были совсем другие. Ехать в гости туда или приглашать к себе оттуда можно было лишь с промежутком в пять лет, после поездки должно было пройти не менее пяти лет, чтобы снова получить разрешение властей. 

За этим делом зорко следили и органы безопасности. Ничто от них не ускользало. Когда мои сирийские братья приехали к нам в первый раз, и никого не спросясь, я повел их к себе домой, тут же раздался телефонный звонок. Звонил мужчина, им оказался мой знакомый, который работал в том самом учреждении. Он спрашивал, не нужен ли нам переводчик. Но это был лишь удобный повод приставить к нам своего человека. Будто мы собирались говорить о каких-то государственных тайнах и секретах. Затем, будучи в Дамаске, я в разговоре с кем-то обмолвился, что хотел бы увидеться с Сулейманом Кубатиевым, одним из известнейших и авторитетнейших осетин в Дамаске. Он занимал тогда важный государственный пост в Сирии. Прошло время, я забыл о том разговоре, но однажды ко мне явились два полковника. Поговорили о том, о сем, потом предупредили без обиняков, чтобы я впредь даже не пытался встретиться с Кубатиевым. Пришлось подчиниться, куда денешься. Но увидеться с Сулейманом мне все же довелось. Шли мы как-то с Азаматом по улице и вдруг он толкает меня в бок. «Смотри, Сулейман Кубатиев идет». Я остановился как вкопанный. Это был довольно высокий, подтянутый, видный мужчина средних лет. Азамат познакомил нас. Сулейман на чистом дигорском языке спрашивал меня об Осетии, о том, как мне понравилось в Дамаске, о многом другом. Но я вдруг вспомнил о тех двух полковниках, знал, что и сейчас, наверняка, кто-то наблюдал за нашей беседой и почувствовал некоторое беспокойство и смущение. Кубатиев, очевидно, понял мое состояние и попросив от его имени передать большие приветы Осетии, отправился дальше. 

Я нисколько не сомневался, что ему самому хотелось подольше побыть с нами, поподробнее расспросить меня об Иристоне, о нашей жизни. Поэтому попросил Азамата организовать нам встречу, но так, чтобы никто об этом не знал. Однако из этой затеи ничего не вышло. Пока Сулейман.занимал эту должность, его зорко стерегли и близко к нему никого не подпускали. Проблемы подобного рода, между прочим, у нас в республике решались намного проще. К примеру, когда Азамат приехал к нам в первый раз, я через несколько дней позвонил Билару Каболоеву и сообщил ему, что в Осетию приехал дорогой гость из Сирии. Тамошним осетинам очень нужна помощь руководства республики, поэтому мы с Азаматом просили принять нас, если есть такая возможность. «Приходите»,— последовал ответ Билара Кабалоева. 

Руководитель республики принял нас очень тепло. Живо интересовался жизнью осетин в Сирии, задавал Азамату вопросы на самые разные темы. Азамат был чрезвычайно доволен. Единственное, что ему не понравилось, это то, что в кабинете Кабалоева постоянно были люди, все время заходили и выходили руководители районов, просто посетители. И тогда, выбрав удобный момент, Азамат обратился к Кабалоеву: «Извини, пожалуйста, Билар, я вижу, ты очень занят, и мы отрываем тебя от дела. У нас такая просьба — там в Сирии осетины теряют постепенно свой язык, свою культуру, традиции, обычаи наших предков. Поэтому нам нужна ваша помощь. Нельзя ли сделать так, как поступили в Кабарде? Они приняли на учебу в свой институт группу кабардинских девушек и юношей, живущих в Сирии». Билар записал эту просьбу Азамата ярко-красными чернилами в толстый блокнот и обещал при первой же возможности рассмотреть это предложение. Но, к сожалению, октябрьские события, а затем и освобождение Кабалоева с его поста отложили решение вопроса на неопределенный срок.