Есть край. Гордо подымаются там к небу снеговые вершины. 

Небо подернуто нежным цветом бирюзы. 

Чистые, как хрусталь, горные ручьи стелятся по зеленым скатам серебристыми лентами. 

Радостно на душе. 

Дикий край, дикие люди. 

Хочется буйной воли, буйных порывов, свиста пуль, бешеных схваток... 

Край этот — Дагестан. 

Я видел там угрюмых людей в больших, мохнатых шапках, угрюмых, как скалы их родины. 

Они были одеты в жалкие лохмотья, туго перетянутые кожаными ремнями. У каждого на ремне висел широкий, длинный кинжал. 

И было что-то величественное в гордой осанке, в движениях этих нищих и голодных людей. 

И там, у этих первобытных людей я слышал легенду... 

И я понял угрюмую прелесть обнаженных скал. Я понял любовь к родным диким ущельям. 

Я увидел сквозь рубища рваной одежды, сквозь грубый облик нравов и обычаев — мир, полный красоты... 

Я подслушал биение души затерянного в горах народа... 

В глухом ущелье Дагестана есть утес. 

Гордо подымается его обнаженная вершина к небу. 

Будто подпирает свод неба. 

Белые, легкие, как пух горной серны, плавают вокруг утеса облака. 

Изредка они прилегают к его груди, как бы находя временный приют в вечном странствовании. 

Говорят, что, когда солнце скрывается за снеговыми вершинами соседних гор, золотя прощальными лучами горизонт, когда ночь раскидывает над землей усеянный мириадами звезд драгоценный покров, и тени, холодные тени спускаются на землю, иногда в тихую лунную ночь необычайное зрелище можно наблюдать на вершине утеса. 

Там бродят по отлогим скатам призраки, закутанные в длинные белые саваны, и странно в ночи раздаются глухие стоны, душераздирающий плач, крики гнева и боли. 

В дикой пляске кружатся видения и затем внезапно исчезают, как бы спугнутые неведомой могучей силой... 

Вместо них из пещеры, еле заметной в глубине горы, выскальзывает одинокая бледная тень. В ее руках серебряная чунгури... 

И звуки, чарующие звуки, каких еще не воспринимала душа человеческая, несутся по вершинам гор. 

Тихо перебирает бледная рука по туго натянутым струнам, и звуки льются, как рокот горного ручья, то нежные, как ласки матери и вздохи любви, то грозные и сверкающие, как искры пожара... Тихая молитва обреченных на подвиг и смерть душ сменяется грозным рокотом стихии, пламенем сечи, стонами и проклятиями пораженных врагов, радостным кличем победы и последним братским «прости» погибшим борцам... 

Говорят, было время — черные дни Дагестана. 

Как саранча нахлынули в Дагестан толпы персов... 

Двинулся во главе несметных полчищ сам великий повелитель Ирана, царь царей Надир-шах. 

Он прошел по стране, как чума, неся гибель и разорение. 

От ужаса кидали жители убогие жилища, могилы, святые могилы предков и бежали. 

Бежали с насиженных мест, бежали без оглядки. 

Все горные тропы были усеяны беглецами. 

Но как коршуны настигали воины великого шаха беглецов и истребляли их. 

Брат забывал о брате. 

Дети кидали на произвол судьбы престарелых родителей. 

Мужчины забывали о женщинах, и много прекрасных лилий Дагестана увезли в пустынный Иран для утех и наслаждений воины шаха. 

Стон стоял над гордыми вершинами Дагестана. 

Казалось, .кровавый туман застилал ласку бирюзового неба. 

Ночь спустилась в ущелья. 

И в этой ночи рыскали шакалы с налитыми огненно-кровавыми глазами. 

Там, где звучали песни удали, шумела жизнь—было теперь мертво и пустынно. 

Цепи рабства сковали народ. 

И тянулись дни, годы, полные скорби, мук порабощенного народа. 

И казалось, что не будет конца этой скорби и мукам... 

Но кто знает волю Всемогущего? 

Кто читал заповедные книги судеб и мог постигнуть глубокий разум Рока?! 

Кто знает, когда будет найдено потерянное и когда то, что казалось неотъемлемым, заберет неведомая человеку сила Судьбы? 

Во тьме бредет человек и не знает, что завтрашний день сулит ему: радость или горе... 

Шли годы... 

Однажды в семье бедняка горца родился мальчик. Кто знает, как зачала его мать?! Может быть, печаль давила сердце матери, и ей снились ласковые сны утерянной свободы?.. 

Кто знает? 

Но Всемогущий благословил мальчика. 

Быстро рос он. 

И рано, с малых лет тянулись руки мальчика к чунгури. 

Робко перебегала рука по струнам, и затаенные песни глухо срывались с его уст. 

И рос мальчик, и росла его песня. 

И вот однажды, захватив чунгури, он исчез из родного аула. 

Куда исчез? Никто не знал. Ушел далеко... 

Ходил он из аула в аул, из ущелья в ущелье. 

Ходил и пел песни... 

Он видел горе народа. 

И в песнях своих он пел это горе. 

Он видел долю рабства, унижений, нищеты. 

И гнев загорался в его глазах. 

И гневно ходила рука по струнам, и буйные, клокочущие звуки срывались с уст... 

Народ собирался толпами послушать песни юноши. 

И тяжело вздыхали старики, вспоминая годы молодости, и глубоко западали в сердца юношей призывы неизвестного певца. 

А потом юноша ушел на вершины гор, исчез на долгие месяцы, и перестали раздаваться его буйные песни. 

Юноша ушел туда, где легко дышит грудь, где так чист воздух, где все полно свободы. 

Там всю скорбь народа собрал юноша в своей груди, всю горечь его унижений и страданий. 

Там на вершинах гор создал юноша песню. 

И это была песня борьбы... Песня мести... Песня свободы... 

И певец пришел... Он ходил из аула в аул, из ущелья в ущелье... 

Гневно звучали струны чунгури. 

В них был призыв... 

И забурлил народ, зашевелился... 

Со всех сторон, будто волны морские в час бури, пенясь и клокоча, стекались удальцы... 

Родина и свобода.... 

Умереть в кровавой схватке с врагом, или сбросить гнет рабства... 

Стекались удальцы... 

Но враг не дремал. 

Распалился грозный Надир-шах. Двинул несметные полчища. 

Но кто знает, что готовит ему завтрашний день? 

Кто знает волю Всемогущего? 

Кто прочел заповедные книги Судеб и кто постиг глубокий разум Рока!.. 

Кто знает, когда человек найдет потерянное и потеряет найденное?.. 

Во тьме бредет человек, во тьме находит радость и горе. 

И грозный Надир-шах нашел свою судьбу. 

Здесь, у вершины угрюмого утеса... 

Здесь произошла битва... 

Певец шел впереди. Не меч сверкал в его руке, держал он в руках чунгури. 

Шел певец и пел свою песню, и в этой песне звучал призыв, сверкала месть... 

Эта песня — была песней свободы... 

Будто лава зажгла груди воинов бешенством. 

Руки хватались за шашки и мечи, и стихия бурлила, руша все преграды. 

Не выдержали натиска воины шаха и бежали в страхе... 

Груды вражьих тел заполнили ущелье. 

И долго еще кости белели на утесах, и долго еще вороны летали над роковым местом, справляя шумный пир. 

В первых рядаях погиб и певец. 

Вражья стрела пронзила его сердце, и недопетой осталась его песня... 

Не красавицу, возлюбленную души, бледную лилию Дагестана воспевал певец, пел он страдания порабощенной родины. 

Выпала из беззащитных рук певца многоголосая чунгури и скатилась в темную пропасть, на дне которой метался поток. 

Нет!.. Пусть ничья рука не осквернит ее своим прикосновением!.. 

Много лет прошло с тех пор... 

Все помнят и теперь о великом ашуге... Но, увы, никто не может вспомнить его песни. 

Умерла, навеки умерла старая песня. 

Только в ночи иногда, в тихие летние ночи, когда над землей раскидывается драгоценный покров, усеянный мириадами звезд, и тени, холодные тени спускаются в ущелья, необычайное зрелище можно наблюдать на вершине рокового утеса. 

Там бродят по отлогим скатам призраки, закутанные в белые длинные саваны, и странно в ночи раздаются глухие стоны, душераздирающий плач, яростные крики гнева и боли. 

В дикой пляске кружатся странные видения и затем внезапно исчезают, как бы спугнутые неведомой могучей силой... 

Вместо них из пещеры, еле заметной в глубине горы, выскальзывает одинокая бледная тень... 

В ее руках серебряная чунгури... 

И звуки, чарующие звуки, каких еще не воспринимала душа человеческая, несутся по вершинам гор. 

Тихо перебирает бледная рука по туго натянутым струнам, и звуки льются, как рокот горного ручья, то нежные, как ласки матери и вздохи любви, то грозные и сверкающие, как искры пожара... 

Тихая молитва обреченных на подвиг и смерть душ сменяется рокотом стихии, пламенем сечи, стонами и проклятиями пораженных врагов, радостным кличем победы и последним братским «прости» погибшим борцам... 

Это поет ашуг свою недопетую песню. 

Вот она, старая, затерянная в горах Дагестана легенда. О, Всемогущий!.. Как мучительно сжимается грудь и тянутся простертые руки... 

Где ты, забытая песня ашуга?!..