Посвящается Георгию Цаголову 

Серые угрюмые скалы... 

Рокот потока... Вьется змеей проложенная сбоку горы в глухом, диком ущелье узенькая тропа... Тихо... 

Грустно завывает ветер... 

Торопливо бегут облака, похожие на стада остриженных, белоснежных овец. 

Счастливые облака, проносящиеся высоко в небе над грешной, измученной землей... 

Одинокий пешеход усталым шагом пробирается по горной тропе. 

Нахлобучена мохнатая папаха. Опущена низко голова. 

Камни скатываются из-под ног и исчезают в глубокой пропасти, как отрывки тяжелых, мрачных дум... 

Идет одинокий путник и слышит, как поет ему ветер родного ущелья старую, бездонно глубокую песню о былой вольной жизни... О кровавом прошлом... О гордых подвигах, о дикой удали... 

Поет о невозвратно прошедшем времени... 

И думает путник свою думу... 

Да, он знает, хорошо знает кипучую жизнь городов... 

Он знает... 

Есть счастье... Заманчивое счастье человечества... 

Есть вопросы, глубокие вопросы, над которыми мучается человеческий дух... 

Есть любовь... любовь женщины... Эта сказка жизни... 

Душистый бокал, который жадно пьет человек, но испить до дна не может... 

Многое знает он, и многое похоронил он в своем одиноком сердце. 

Оставил там... бросил... и вернулся обратно к этим угрюмым серым скалам родины... 

Родина?.. — сказал он вслух, и усмешка искривила его уста. 

Есть ли родина у безумного мечтателя... бесприютного скитальца?.. 

Есть ли родина у человека, чья мысль и чья душа — вселенная? 

Есть ли родина у того, чей слух хоть однажды уловил неумолчный стон обездоленного человечества?.. 

Родина?.. Пустой звук для обойденного на жизненном пиру и шумно грохочущий барабан, в который бьют сытые и довольные... 

Но он все ж вернулся обратно... Его все ж неудержимо потянуло к угрюмым ущельям родины... 

Он помнит: мальчиком любил лежать он на скалах и следить, как мчатся наперегонки облака. 

Любил прислушиваться к однообразному гулу горного потока, несущегося на дне ущелья... 

Вечность... далекое прошлое говорило с ним своими неизреченными словами, неуловимыми звуками... 

Вечность, в которую так часто погружалась его душа... Усталый, он лег у края тропы. 

Как тогда, в годы далекой юности, он лежал на спине и не чувствовал, как режут его тело камни. 

Смотрел, как бегут облака... 

Слушал, как рокочет вечным рокотом поток на дне ущелья... 

Случайно его взгляд упал на соседнюю гору. 

По зеленому склону карабкались овцы и козы, пощипывая травку. 

Маленький пастушок с длинным посохом, в порыжелой от ветра и непогоды бурке сидел на камне и равнодушно смотрел, как грациозно ступали козочки, изгибая нежные шейки и подымая время от времени головы с большими ласковыми глазами. 

Казалось, здесь, на голых камнях, он готов был лежать всю жизнь... 

Прошлое ушло... 

Исчезло... тяжелое прошлое... 

Кошмар жизни... 

Он вытянулся во весь рост, расправил усталые члены. 

Вдруг слуха его коснулись звуки... Странные знакомые звуки... 

Он вздрогнул... Вскочил. 

Впился лихорадочным взглядом в пространство... прислушался... 

Пел пастушок на соседней горе. 

Недвижимо стоял он у края бездны, как каменное изваяние. 

Задрожал... Упал на сирые камни и зарыдал. Не выдержал... Рыдал, как ребенок... 

Да... да... это его песня. 

Он помнит... Холодный зимний вечер. 

Сугробы снега... Злой ветер... 

Маленький, заброшенный в горах бедный аул... 

Безбрежная снежная пелена и ужас... 

Ужас... 

На долгие... долгие дни он отрезан от всего мира... 

Еле тлеют угли в очаге. 

Он протягивает и греет над ними окостеневшие руки и ноги. 

На дворе разыгрывается метель. 

Крутит снег. Ничего не видно... 

И только дико-бешено завывает ветер... Пляшет сатанинский танец. 

А... а... У... у... у... О... о... о... 

Слышит он звуки... 

Гордо выпрямляется. Горят его глаза... Дрожащей рукой достает карандаш и быстро чертит на клочке серой бумаги. 

Затем, обессиленный, падает... 

И рыдает... 

Но песня родилась. Песня забытого, затерянного в горах народа... 

Песня неподдельного страдания и горя народного. Песня нищеты и труда... Слабая песня. Как слабо вообще слово человеческое... 

Да, он ушел, ушел далеко на Запад... 

Бросил угрюмые скалы родины. 

Долго бродил он... Многое вынесла его душа... 

Он видел грозы и бури... Он видел молнии гнева... Приветствовал лучи рассвета и надежды... 

Верил и ждал... Рыдал и отчаивался... 

Шел и падал... Подымался и снова падал. 

И после долгих лет скитаний вернулся обратно к синим горам родины... 

Он любил угрюмые скалы... Безмолвие природы... 

Рокот потоков... 

И он вернулся обратно... Там, в шумных городах, в водовороте жизни, он забыл песню юности... 

Слабую песню... как слабо слово человеческое... 

И эти звуки он услышал теперь... 

Его песню пел маленький пастушок — далеко разносились звуки... 

На сирых камнях у края тропы лежал он и рыдал, усталый путник... 

О чем рыдал он? 

О жизни ль, которая обманула грезы юности?.. 

О счастье ль, которое никогда не могло согреть одинокую грудь?.. О бесплодных ли годах скитаний и напрасно развеянных силах?.. 

Или плакал он от восторга и избытка чувств?.. 

Ветер пролетал над ним и нашептывал ему слова надежды и успокоения... 

Рокотал поток на дне пропасти... 

Звучала песня пастуха. 

У края пропасти лежал он, одинокий, усталый путник...