Стур-Дигорское общество занимало верхние районы течения Уруха и его притоков. На западе названное общество граничило с Балкарией, на юге — с Грузией, куда вел Тæймæзты æфцæг (перевал Таймазовых). В его состав входило пять горных аулов: Куссу, Ахсаргин, Стур-Дигора, Одола, Моска. Свое название общество получило от главного селения — Стур-Дигора (Большая Дигора). Действительно, еще в XIX в. это селение было самым крупным в Западной Осетии. A.M. Шегрен, побывавший в этих местах в 1837 г., писал, что название села Большая Дигора "происходит от сотни домов, расположенных на более или менее значительном расстоянии на протяжении нескольких верст. Раньше оно было более значительным, но трудности существования вызвали многочисленные переселения, которые ослабили его". В своей работе "Описание дигорского народа" A.M. Шегрен вновь указал на большое количество домов в Стур-Дигоре: "Стурдугор на речке Стурдугор, которая впадает в левую (сторону) Уруха; несколько деревень и башен. Главная деревня имеет 300 домов. Над деревней — мост через реку". Ученого поразило также то, что "деревни не укреплены кругом, а старшины имеют башни бойные".
В.Ф. Миллер во время экспедиции в 1880 г. назвал это общество областью "чистого дигорского наречия". На ученого сильное впечатление произвела природа Стур-Дигоры: "Вы вступаете в царство свежей и богатой растительности. Нижняя, почти отвесная, часть скал представляет самые причудливые формы пластов и разнообразную окраску. Вершины и бока гор заросли густым сосновым и еловым лесом. Скалы сжимают речку и в одном месте доводят ее до двух саженей ширины... Кое-где (дорога) идет густым лиственным лесом. Сколько раз, проезжая мимо какого-нибудь чудного ландшафта, я сожалел, что художники не заходят в эти места и что мы составляем понятие о красотах Кавказа почти исключительно по избитым видам Военно-Грузинской дороги". По словам В.Б. Пфафа, "в этой глуши, вдали от административных центров, сохранился тип дигорца в чистом виде. Бодрое, отважное население... никогда не подчинялось в такой мере влиянию привилегированного сословия (баделят, царгасат), как в восточной и южной Осетии. Индоевропейская патриархальность и чувство собственного достоинства отличают стур-дигорцев. Вы видите на каждом шагу чисто индоевропейские типы... напоминающие немецкие. Когда утром наша комната по обыкновению наполнилась народом, я подумал, что сижу где-нибудь в южной Германии в сельской Kneipe (трактире). Блондины преобладают. Встречаются даже рыжие. В своих серых войлочных широкополых шляпах (худ — нем. Hut), с трубочками в зубах, с несколько прищуренными глазами, довольно толстыми носами — особенно два старика — до обмана воображения походили на немецких крестьян".
Полевые исследования привели Б. А. Калоева к выводу о наличии в Стур-Дигории наряду с дигорцами и пришлого элемента. Богатые природные условия — обширные альпийские пастбища, леса, удобные пахотные и сенокосные угодья — способствовали заселению этого района еще несколько веков назад. Уже в XVI в. Дигорское ущелье состояло из двух обществ: "Дюгор и Сюр-Дигор" — как они, названы в статейных списках российских посольств того времени.
Высшее сословие стур-дигорцев носило наименование цæргæсатæ; специалисты справедливо выводят данный социальный термин из осетинского цæргæс ("орел"). По редакции генеалогического предания, опубликованного В.Б. Пфафом, Царгас (фольклорный предок феодального сословия в западной Осетии), попав в Дигорию, долго скитался по Стурдигорскому ущелью. "Мучимый голодом, Царгас однажды, в отчаянии, лег отдохнуть. В это время пролетел над ним черный орел с горного индейкою (джумар) в когтях и как-то уронил свою добычу к ногам умирающего Царгаса... Поблагодарив Бога, он устроился на этом месте и населил Стур-Дигорию выходцами из других аулов". В данном случае фольклорная традиция наделяет орла функциями посланника Бога, спасителя Царгаса и патрона общества.
В 1808 г. Ю. Клапрот к западу от Донифарса осмотрел пещеру св. Николая. По наблюдению путешественника, многие жители часто приносили здесь жертвы: "Они полагают, — писал он, — что святой является им в виде орла. Естественно, что орлы часто появляются в пещере, расположенной среди высоких гор, где они находят убитых животных. Когда жители Донифарса замечают орла, они рассматривают это явление как верный признак выигранного сражения". И в данном случае орел предстает в роли патрона, которому поклоняются и задабривают жертвами.
Другой путешественник — П.С. Паллас — оставил описание священной рощи царгасатов на горе "в верховьях Уруха, где он выходит из снежных гор". Каждое семейство занимало определенное место, на котором под деревом сооружался шалаш. "Здесь они раз в году празднуют в течение восьми дней праздник". В почитании орла этнографы видят отзвуки тотемического пласта верований. Приведенный материал позволяет предположить связь происхождения социального термина "царгасата" с религиозными представлениями местного населения, в частности, с верой в покровительство орла. Орел в индоевропейской традиции всегда находился на вершине "Мирового дерева" и часто выступал в качестве посланника богов.
К царгасатам относились Кантемировы, Карабугаевы и Таймазовы. Фамилия Кантемировых восходит к тюркскому кантемир = хан + темир "правитель" + "прочный", "стойкий", буквально "железо", в итоге — "железный правитель". Карабугаевы разбивается на составные кара и буга. Первая часть дословно означает "черный". Однако очень рано в тюркских именах и титулах кара использовалось в значении "великий", "могучий". Вторая часть — буга — "герой". Таким образом, карабуга означает "великий герой". Впервые в письменных источниках царгасата упоминаются в материалах статейных списков российских посольств середины XVII в. В частности, послы стольник Толочанов и дьяк Иевлев на пути в Имеретию (1650-1652 гг.) останавливались в Анзоровой Кабарде. Сюда "приходили из гор... два человека дигорцев смотреть государевых послов, а имена их Смаил да Чибирка". Им задали вопрос: "Отколе пришли, и какава владения люди, и для чево пришли. И они сказались дигорцы. Жилище их в горах, вверх по реке по Урухе, а владелец у них Алкас мурза Карабгаев; а владенья его четыре кабака".
Термин "царгасата" зафиксирован в "Ведомости осетинской школы (в Моздоке) ученикам" от 23 июля 1768 г.: "из Дигорского уезда Феофан Черкезицев", изучавший богословие и "российскую науку азбуки". В "Ведомости жителей Кизляра, имеющих свои дома и земли" указан царгасат "Тотраз Кантемиров".
Определенную информацию о процессе возвышения трех вышеназванных фамилий несут генеалогические предания. По некоторым редакциям, родоначальник стурдигорских владельцев Царгас появился в горах "в феодальное время", когда здесь "алдарствовал Астанов Дзамболат". А.К. Джанаев в этом сюжете склонен видеть отражение реальных исторических событий, относящихся к генезису феодализма в Дигории, когда немалую роль еще играли вожди и родовые старейшины вроде Астанова.
Довольно сложно определить точное время появления прототипа Царгаса в Осетии. В родословных Царгас предстает братом Шарваша — родоначальника абхазских князей Шервашидзе из рода Чачба. Впервые Шервашидзе упоминается в "Истории и восхвалении венценосцев", написанной в 20-е годы XIII в. По народным преданиям, представители этого рода становятся правителями Абхазии во время Давида Строителя (рубеж XI-XII вв.). Однако в "Летописи Грузии" сообщается об осаде Анакопии весной 1046 г. грузинскими и абхазскими войсками; во главе последних стоял эристав Куабулел Отаго Чачасдзе — по мнению Ш.Д. Инал-ипа, грузинская форма абхазского фамильного имени Чачба. Н.А. Бердзенешвили также связывал фамилию Шервашидзе с военачальником Отаго (Дотагод) Чачасдзе. В любом случае возникновение княжеского клана Шервашидзе относится к предмонгольскому периоду. Коль скоро фольклорное наследие Царгаса и Шарваша считает братьями, то появление первого в горной Осетии предположительно можно отнести ко времени, предшествовавшему татаро-монгольскому нашествию. Косвенное подтверждение этому находим в генеалогических преданиях дигорских феодалов. По многим редакциям, Царгас обосновался в Дигории раньше Бадела. Данное указание устной традиции дало В.Б. Пфаффу право для интересного предположения: "До пришествия бадилатов Дигория, вероятно, состояла в зависимости от другой владетельной фамилии из сословия царгасатов". Анализ статейного списка Н. Толочанова и А. Иевлева привел Б.В. Скитского к заключению о "господствующей роли царгасатов в Дигории до усиления власти баделятов".
По свидетельству A.M. Шегрена, "дигорцы не имеют князей, однако принадлежат разным господам, которые есть двух больших фамилий, Баделидзе и Черкесидзе". Последние "уздени или старшины, как их русские называют, мало над ними власти имеют, в услуги употреблять не могут... Дань получают малую и почесть невелика".
С течением времени от трех основных фамилий царгасатов "отпочковались" родственные им фамилии. Так, в прошениях, поданных в Комиссию по разбору сословно-поземельных прав туземцев Терской и Кубанской областей, потомками Царгаса считали себя такие фамилии, как Гатаговы, Комеховы и Дзанкалицевы (Зекеевы). Карабугаевы, самая многочисленная среди царгасатов фамилия, разделилась на несколько ветвей: Айтеговых, Бутуевых, Кулиевых, Куцуковых, Сосрановых, Текаевых, Тотооновых и Каровых.
Крестьяне Стур-Дигории основу могущества царгасатов видели в обладании землями "Харес" — пастбища в 3370 дес. За пользование этими угодьями крестьяне ежегодно доставляли феодалу по одному сыру и двухдневный сбор молока с каждого двора. Особо платили за выпас крупного рогатого скота и лошадей. За выпас одной лошади — козленка, двух — барана и т.д. О значении Хареса можно судить по количеству выпасаемого на нем скота. В 1867 г. на пастбище содержалось 11433 барана, 919 голов крупного рогатого скота, 255 лошадей.
Каждая фамилия царгасатов (в 1864 г. их насчитывалось всего 32 двора, с общей численностью 118 душ обоего пола) имела на пастбище свои участки. Границы владений четко обозначались географическими точками: перевалами, реками, холмами и т.д. По словам самих царгасатов, пастбищем "родственники, царгасатские фамилии, пользовались и пользуемся так: с востока от Дроу и Ахсаргина до Баркахан — мы, Таймазовы; от Баркахана до Бадады-хох — мы, Карабугаевы, Текаевы, Сосрановы и Кулиевы; от Бадады-хох до Арси-афцаг и Ахсан-адага — мы, Кантемировы; и от Арси-афцаг до Стулли-афцаг — мы, Карабугаевы".
Время, когда пастбище перешло под контроль царгасатов, точно неизвестно. В предании "Борьба Кодзасова Корте против балкарских алдаров" в художественной форме передается борьба за пастбище населения Стур-Дигории с местными и балкарскими феодалами. Царгасата и таубии, гласит предание, договорились совместно эксплуатировать земли Хареса; границей между владениями должна была стать р. Белая. Однако осуществлению этого замысла помешало вмешательство крестьян. В одной из ожесточенных схваток, в которой во главе стурдигорцев стоял Кодзасов Корте, крестьяне убили 12 сторонников таубиев, "остальные восвояси бежали к себе, оставив на поле товарищей убитых". Таубии с тех пор не претендовали на пастбищные угодья своих соседей (в странах Европы в раннефеодальный период борьба за землю также выражалась в форме столкновений крестьян с феодалами за эксплуатацию общинных угодий на приемлемых условиях и против узурпации феодалами этого фонда). Сельчане совместными усилиями помогли Кодзасовым погасить кровную плату.
Борьба за пастбище Харес нашла отражение и в других исторических преданиях. В этом отношении показателен классический художественный образ Хамица Хамицаева. Он встречался и в предании о Царгасе, и в специальном цикле, и в песнях. Т.А. Хамицаева выявила более 20 вариантов песни "О Хамице Хамицаеве". Время сложения песни она относит к периоду между второй половиной XVI и началом XVII вв. Содержание цикла о X. Хамицаеве следующее. Герой фольклорного произведения взял в жены дочь кабардинского князя Таусултанова Фатимат (по песням, а в предании ее имя Княжна). Царгасата, "завидуя значению" Хамица, оклеветали его вместе с родственниками перед князем, будто они "обращаются с Княжной не как должно и содержат ее весьма дурно". Таусултановы убили Хамица. Узнав об этом, Княжна покончила с собой. В отместку адыгские феодалы истребили 32 человека Хамицевых и их сторонников. После этого царгасата породнились с кабардинскими князьями и захватили земли стурдигорцев. Так как время сложения цикла о Хамице относится к рубежу XVI-XVII вв., то переход Хареса под контроль царгасатов ориентировочно можно отнести к этому времени.
Некоторые исследователи конфликт между Таусултановыми и царгасатами с одной стороны и Хамицаевыми с другой рассматривают как следствие противоречий между Хамицем — представителем крестьян, не желавшим мириться со своим зависимым положением, и феодалами Стур-Дигории. Царгасата не хотели допускать установления родственных связей крестьян с княжеской фамилией Таусултановых, что могло привести к укреплению рода Хамицаевых ("и без того претендующих на алдарство"), противопоставлявших себя царгасатам, как коренные жители пришельцам. Такое толкование представляется вероятным, но не бесспорным. Содержание песен и преданий склоняет к мысли, что Хамицаевы — вовсе не рядовые общинники.
Начнем с женитьбы Хамица на Фатиме. Кабарда в середине XVI — начале XVII вв. (время сложения рассматриваемого цикла) представляла собой сильное феодальное объединение. Установление тесных контактов в Русью путем брачного союза Ивана Грозного с кабардинской княжной, совместные выступления против крымского хана, вхождение Кабарды в состав "Земли Русской" свидетельствуют о большом авторитете адыгских князей. К тому времени уже сформировалось правило, по которому горские феодалы вступали в брак только с равными себе. По одному варианту песни, князь Таусултанов наказал сыновьям отдать Фатиму за достойного. "Первое право сватать дадите кабардинским князьям, второе — дигорским алдарам, а третье — свободным людям". "Свободные люди" — скорее всего не крестьяне, во всяком случае, не рядовые общинники, ибо оппозиция "благородный" — "неблагородный" на Кавказе пустила глубокие корни и соблюдалась твердо. Э. Д'асколи писал в начале XVII в.: "Благородный чиркас роднится лишь с благородным и равным себе лицом, тщательно избегая уронить свое звание; касательно чести чиркасы щепетильнее итальянцев".
По всем вариантам песни, Княжну выдали замуж за большой калым, уплатить который рядовому общиннику вряд ли удалось бы. В песне о Хамице выкуп Таусултановыми назначался конями, непременно ногайскими. Угон скота на Кавказе, справедливо замечает Т.А. Хамицаева, долгое время считался проявлением идеальных черт "настоящего мужчины", но это занятие более характерно для феодалов, чем крестьян, занятых производительным трудом.
Хамиц скорее всего не принадлежал к классу феодалов, но почти по всем вариантам песни сумел создать Фатиме такие условия жизни, что ее братья-князья удивлялись нарядам сестры и убранству ее комнаты. Только зажиточный человек мог создать такие условия. Отдельные варианты предания приравнивают предков Хамица к кабардинским князьям. Это преувеличение, но также неверно видеть в нем рядового общинника. Цикл песен и преданий о Хамице, вероятно, отразил неудачную попытку "прорыва" в феодалы зажиточной части крестьян. Аналогичной точки зрения придерживался А. К. Джанаев. По его мнению, предание передает начальный период борьбы за Харес между царгасатами и Хамицаевыми. Надо сказать, что объективных предпосылок для увеличения привилегированного сословия в Стур-Дигории не было из-за относительно слабого развития производительных сил. В отечественной литературе отмечена четко выраженная закономерность: развитие производительных сил в обществе определяет размер круга лиц, освобожденных от непосредственного добывания пищи. В связи с этим становится понятным, почему борьба за господство в Стур-Дигории приняла столь жестокие формы. Цикл о Хамице заканчивается рассказом об истреблении почти всей фамилии Хамицаевых и возвышении царгасатов.
Косвенным свидетельством контроля царгасатов над пастбищем служит наличие боевых башен Таймазовых и Кантемировых на левом берегу р. Харес. Башня Таймазовых расположена в центре села Кусу. Сложена из разноразмерных камней на глинистом растворе. Толщина стен — 1,5 м. Длина башни — 7,4 м, ширина — 6,9 м, высота сохранившейся части — 11,0 м. Примерно в 300 м к юго-западу от этой башни расположен машиг Кантемировых. Толщина стены — 1,3 м, длина и ширина — 6,0 м, наибольшая высота южной стены — 11,6 м.
В конце XIX в. борьба за пастбище разгорелась с новой силой. Начальник Владикавказского округа в рапорте от 9 июля 1877 г. доносил начальнику Терской области: "По распоряжению моему пристав 3-го участка вверенного мне округа был командирован в Стур-Дигорию для взыскания денег за пастьбу скота на "Харесе", где встретился с помощником своим, прапорщиком Хаджи-Муссой Кубатиевым. Пристав объявил жителям о цели своего приезда, предложил им на добровольной основе внести деньги". Пристав уехал по служебным делам в Зарамаг, а деньги поручил собрать своему помощнику. Однако 9 июля к нему явился Бечир Таймазов и рассказал о столкновении в Стур-Дигоре: когда Кубатиев в счет уплаты налога с жителя селения Одола Стур-дигорского прихода Царая Хамицаева взял баранов, последний стал ругать Кубатиева, а затем и вовсе ранил его кинжалом. Через некоторое время помощник пристава от полученной в живот раны скончался. Судя по дальнейшей переписке кавказской администрации, дело заключалось не в одном Царае Хамицаеве. Но дабы "избегнуть чрезмерного осложнения" ситуации, начальник Терской области просил прокурора Владикавказского окружного суда "ограничиться привлечением к суду одного лишь... Царая Хамицаева, а на прочих прикосновенных к этому делу наложить наказание административным порядком".
Два года спустя в рапорте начальника Владикавказского округа начальнику Терской области отмечалось, что несмотря на смерть Хамицаева, окружной суд определил взыскание с его имущества по 210 рублей в год в пользу семейства убитого Кубатиева. Следствие показало также причастность к беспорядкам 1877 г. старшины стырдигорского прихода Дохчико Биазарова. Всадники Терской постоянной милиции Асланбек Кабанов, Базико Авсарагов, Урусби Чехтисов и Гако Цагараев известили его об убийстве Кубатиева. Но старшина не только не прибыл на место преступления, но и призывал стурдигорцев не выполнять "требование начальника об уплате денег в пользу царгасат за пользование пастбищным местом Харес". К тому же он высказал крамольную мысль: "Царь силен, пусть же он берет силой". Такая же вина лежит на Айдаруке Цопанове. Мурзанкул Туриев, Иналды Хайманов и Асланбек Цопанов виновны как в укрывательстве Хамицаева, так и в противодействии всадникам Кобанову и Царикаеву в поимке Хамицаева. Сельский писарь Георгий Будаев, Бекир Малиев, Гасай Гатиев, Какус Кцоев, Урусби Балаев, Феубий Гобеев, сельский курьер Бадзо Бурнацев виновны "в подстрекательстве стурдигорцев к неисполнению требования начальников об уплате упомянутых денег и, кроме того, последний в произнесении слов, выраженных призывным криком: "О, стурдигорцы, если в своей клятве верны, то собирайтесь".
Как утверждал начальник Владикавказского округа, "произнесенные Бурнацевым слова доказывают, что между вышеупомянутыми лицами был заговор не подчиняться распоряжению административного начальства по взысканию денег с стурдигорцев за пользование пастбищным местом Харес". По этой причине владикавказское начальство предлагало всех вышеназванных "бунтовщиков" отправить в Георгиевск "для содержания в тамошней тюрьме в течение одного года каждого".
Конечно, история Стур-Дигоры не ограничивается лишь борьбой различных социальных слоев за пастбище Харес. Как отмечалось выше, в письменных источниках этот населенный пункт и одна из фамилий царгасатов — Карабугаевы — упоминаются в статейном списке 1650-1652 гг. Следующее известие об этом ауле приходится на 1743 г. Коллегия иностранных дел России через кабардинских владельцев Магомета Атажукина и Адильгирея Гиляксанова, а также костиковского владельца Алиша Хамзина получила "известия о горских народах". В этом описании народов Северного Кавказа отмечен "седьмой народ — сюр-дигор, живут в горах, по вершине реки Урюха и других ближних рек, против Малой Кабарды, разстоянием от деревни владельца Адильгирея Гиляксанова день езды, и с тою Малою Кабардою постоянный имеют мир... и взаимно между собою женятца, дюгоры и сюрдигоры на кабардинках, а кабардинцы на их дочерях, язык имеют особливый, а закону никакого не имеют, а прежде все были христианского закона, и для того и ныне, как и выше упомянуто, содержат посты по христианскому обыкновению, есть у них церкви каменные... Оные народы весьма военные, имеют ружье огненное, также сабли и кинжалы и сами делают серу горючую, порох и свинец, и железо из руд, находящихся там же в горах".
О воинственности царгасатов в 1781 г. писал в своем дневнике Штедер: "В горах нас окружили чаркеззетты, направившие на нас свои ружья".
О степени распространения христианства среди стурдигорцев говорит тот факт, что его исповедывали не только крестьяне, но и сами царгасата, несмотря на тесные связи с мусульманскими владельцами Малой Кабарды. Так, например, Георгий Кантемиров в середине XIX в. окончил Тифлисскую духовную семинарию. В 1875-1879 гг. в Стур-Дигоре возвели новую каменную церковь.
Основными занятиями царгасатов являлись охота, набеги, война. Не удивительно, что многие царгасата служили в российской армии. С того момента, как горцами стали комплектовать взвод специального Кавказского эскадрона собственного императорского конвоя, мечтой едва ли не каждого осетина стала служба в нем. Претенденты на столь почетное место выдерживали огромный конкурс, проходя через множество конкурсных отборов. Сохранились документы одного из таких отборов. 1869 годом датирован "Список лицам, выбранным в кандидаты на поступление в конвой Его Величества". Среди кандидатов — урядник Хакяш Карабугаев, "23 лет, магометанин, из царгасат Дигорского общества". Образование получил домашнее. В послужном списке кандидата даны краткие сведения о претенденте. Родился в 1845 г. в Стур-Дигоре. 3 мая 1861 г. поступил на службу в Терский конный иррегулярный полк. "За отличие, оказанное в сем году при поиске и поимке абреков Умы и Атабая произведен в урядники". После упразднения этого полка в 1865 г. поступил в Терскую постоянную милицию. Женат на дочери подпоручика Бимболата Кубатиева — Мелекхан. На момент составления списка в 1868 г. "имел сына Измаила, который находится при доме в Стур-Дигоре". К этому моменту имел награды: серебряную для ношения в петлице на Анненской ленте, такую же за покорение Чечни и Дагестана, и крест с надписью "За службу на Кавказе".
Пройдя конкурсный отбор, с 8 сентября 1869 г. Хакяш Карабугаев стал оруженосцем в конвое его императорского величества. 20 декабря того же года произведен в звание юнкера. 12 января 1871 г. "высочайшим приказом из юнкеров конвоя Его Величества произведен в прапорщики милиции". Во время прохождения службы в конвое Хакяш Карабугаев отличился в показательных выступлениях конвойцев по случаю пребывания в гостях у императора России датской королевской четы.
Кандидатом в императорский конвой числился Алихан Карабугаев (1877 г.). В списке офицеров российской армии значатся также Леонтий и Алихан Кантемировы. Леонтий Ясонович Кантемиров, подполковник 154-го пехотного Дербентского полка, отличился в русско-турецкой войне. В одном из боев получил приказ с четырьмя ротами атаковать укрепленную турками высоту. Как отмечали дореволюционные военные историки, "под беспрерывным огнем неприятеля двинул вперед штурмующую часть, имевшую перед собою противника далеко в превосходящих силах. Батальон его ни разу не дрогнул; сам подполковник Кантемиров, успевая отдавать приказания и не переставая появляться в наиболее опасных местах, первый перескочил на коне через неприятельские ложементы, упорно защищаемые еще турками". За этот бой 23 декабря 1878 г. он получил Георгиевский крест IV степени.
В приказах по отдельному Кавказскому корпусу среди прочих отмечены: пожалованы чином майора и одновременно 150 рублями Гонак Карабугаев и Асналук Кантемиров; пожалован следующим чином и одновременно 100 рублями — Джамбулат Карабугаев. В 1871 г. в офицеры произведен Дзандар Карабугаев; через 8 лет он значился помощником командира 2-й сотни Терской постоянной милиции.
В русско-турецкой войне 1877-1878 гг. отличились поручик Кантемиров, Тох Кантемиров (в составе Чеченского полка) и др. В первую мировую войну в действующей армии находился Мурат Кантемиров, награжденный боевыми орденами и личным оружием.
В 1913 г. по случаю празднования 300-летия дома Романовых в числе представителей Осетии отмечен Джандар Кубатиевич Карабугаев. Родился 4 января 1828 г. 30 августа 1858 г. "за отличие в поимке беглых арестантов награжден серебряной медалью с надписью "За усердие" для ношения в петлице на Станиславской ленте". Через 10 лет получил аналогичную награду на анненской ленте.
Большая часть царгасат в 1864-1867 гг. покинула родину и вместе с массой переселенцев осела в Турции, в с. Хымыли у города Карс. Позднее они перебрались в другие регионы Ближнего Востока, Западной Европы и Америки.
Из книги:
Гутнов Ф. Х.
Века и люди (Из истории осетинских сел и фамилий)
Выпуск 2
Владикавказ 2004
