«Золото, золото падает с неба!», — 

Дети кричат и бегут за дождем... 

А. Майков. Летний дождь

 

Для выявления символики осетинской свадебной обрядности большой интерес представляет такой персонаж мифорелигиозной системы осетин, как Сафа. В современной этнографической науке его принято определять как создателя и покровителя надочажной цепи (4(1), с 418). Наиболее полно этнографический материал о Сафа был систематизирован Л. А. Чибировым (17, с. 174–176; 18, с. 141–143). 

Надо сказать, что уже в рамках традиционного осетинского общества происходило реформирование элементов свадебной обрядности. Касается это и обрядов, связанных с домашним очагом. 

Согласно архаическому обряду, невеста, прощаясь с домом отца, должна была трижды обойти вокруг очага в сопровождении шафера с произнесением молитвы. 

По описаниям Д.Т. Шанаева, у тагаурцев до 60-х гг. XIX в. обряд прощания невесты с домом отца совершался следующим образом: «Шафер подходит с невестою к очагу, и в это время дружки и гости встают с своих мест, в ожидании молитвы, которую должен произнести старший и почтеннейший из них. Глава собрания вскоре во всеуслышание говорит молитву: «О, Боже! Так как дело это (свадьбу) ты распустил между людьми, то сделай их (нужно разуметь невесту и жениха) сотоварищами в лучший день повстречавшихся между собой людей! Уастырджи! Ты направляющий в путь! поэтому направь и их на путь! О, Боже! Дай нам возможность услышать, что дом, в который она вступает теперь, преисполнен счастьем: вот что просим у тебя, Единый Боже, создавший нас всех!»... А между тем, во время этой молитвы, шафер с невестой делает три полных оборота вокруг очага; в конце третьего оборота он приглашает невесту прикоснуться к надочажной цепи рукой, что, разумеется, исполняется ею немедленно» (20, с.25). 

Об этом же писал и К.Л. Хетагуров в конце XIX в., касательно Наро-Мамисонского общества: «Все встают. С молитвой на устах шафер обводит невесту три раза вокруг очага, ударяя шашкой при каждом обходе в висячую над очагом цепь. Невеста, обходя с ним вокруг очага, делает приседание, очень похожее на реверанс» (16, с. 263). 

Д.Т. Шанаев отмечал, что ритуал, в соответствии с которым невеста трижды должна была обойти вокруг очага в доме отца, был в 1859–1860 гг. изменен по инициативе тагаурского алдара Муссы Кундухова. Последний нашел, что достаточно будет прикоснуться к надочажной цепи, «придав забвению делание оборотов вокруг очага». Произошло это, когда одна из дочерей Муссы выходила замуж. Когда невеста, желая получить благословение от домашнего очага, хотела сделать три оборота вокруг него, отец, зашедши вперед, преградил дорогу дочери. Он обратился к шаферу и сказал, чтобы невеста только прикоснулась к цепи. После чего М.Кундухов во всеуслышание обратился к тагаурцам со словами: «Тагаурцы, да не назовется тот из нас та-гаурцем, кто не забудет отныне этого обычая — делания оборотов вокруг очага; довольно будет, если невеста прикоснется к цепи!» С того времени невесты, собственно — тагаурки, не делали оборотов вокруг очага (20, с. 25). 

По описаниям Б.М. Каргиева, относящимся к 20-м гг. XX в., жители Куртатинского ущелья обводили невесту вокруг надочажной цепи один раз, после чего она целовала ее, чтобы он (Сафа) благословил ее в путь (5, с. 69). 

Отличались обряды у очага в доме жениха уже в XIX в. у Наро-Мамисонцев. «Шафер, писал К.Л. Хетагуров, — с известными уже приемами обводит три раза вокруг очага молодую. Все присутствующие, не исключая старух и стариков, становятся в круг, берутся под руки и начинают танец вокруг очага с песней и припевом «ой-алай», хлопаньем в ладоши и в доску. Пляшущие доходят до такого экстаза, что стреляют в потолок и всячески стараются высказать свою радость. Затем все, исключая молодежь, занимают соответствующие возрасту места. Появляются столики, пироги, мясо, арак, пиво; между прочим и шесть пирогов, — три больших и три поменьше, — которые были принесены от тестя» (16, с.264). 

У жителей Куртатинского ущелья в доме жениха невеста трижды кланялась очагу: «Хæдзармæ куы бахизынц, уæд заргæйæ Сафайы цур æрлæууынц. Чындзы Сафамае æртæ хатты æркувын кæнынц сæрæй, æмæ йын Сафайы рæхыс йæ былтыл дæр авæрынц, цæмæй йæ йæ уазæг бакæна æмæ бахъахъхъæна. Уый фæстæ æртæ чъирийы, физонæг æмæ нуазæн раттынц, хистæр чи уа, уымæ, æмæ уый скувы. Кувæг фæзæгъы, цæмæй ног бинойнаг амондджын къах æрбавæра уыцы хæдзармæ, æмæ Бынатыхицауы уазæг уа, ноджы дзыхæй бараг куыд уа, гуыбынæй та араг, æмæ бирæ лæппутæ куыд ныййара, æмæ æндæр ахæм ныхæстæ, чи куыд арæхсы, афтæ» (5, с72). 

(«Заходят в дом с песней и останавливаются возле Сафа. Невесту трижды заставляют поклониться головой Сафа и подносят к ее губам надочажную цепь, чтобы Сафа принял ее под свое покровительство и оберегал от несчастий. После этого самому старшему дают три пирога, шашлык, бокал, и тот возносит молитву за то, чтобы невеста принесла счастье в свой новый дом, и Бынатыхицау (Покровитель места) принял ее под свое покровительство, и чтобы она умела «ртом прощать, а животом рожать». Дальше старший высказывает пожелания»). 

Г.Т. Шанаев писал: «Сафа — бог меча и всякого оружия. Еще совсем недавно осетины, укладывая своих детей спать, произносили слова: «Сафа, помилуй моих бедных детей, укрепи их жизнь твоей твердой силой навсегда. Храни их от нечистых и злых сил». Имя Сафа у осетин высоко ценится: в честь этого бога оружия или меча на третий день великого поста в среду (постный день) кузнец раскаливал самые мелкие прутики железа, от которых отламывались кусочки и отдавались для детей, носивших эти кусочки на шее, вместе с лоскутком тонкого фабричного сукна разного цвета или лоскутком шелковой материи, в треугольнике, где заключалась самая малость ваты и воробьиный помет. Этот кусочек железа и лоскутки сукна и материи в треугольнике служили для детей осетин амулетом, дававшим здоровье и охранявшим от злых духов и сглаза. Клятва у осетин перед богом меча произносилась перед очагом, где висит железная цепь, с следующими словами: «Клянусь этим пречистым золотом Сафа». Эта клятва считалась у осетин немаловажною; они приписывали накожные болезни своих детей тому, что дети их руками беспокоили Сафа, т.е. трогали нечистыми, немытыми руками цепь у очага и потому получали накожные болезни от негодования на них Сафа» (19, с. 41–42). 

В.Ф. Миллер, рассматривая образ и функции Сафа в религиозной системе осетин, отмечал: «Что касается имени Сафа, то оно для меня совершенно темно» (8, с. 249). 

По мнению Б.А. Алборова, Сафа являлся божеством грома и молнии и его земного заместителя — домашнего очага (3, с.113). 

В. И. Абаев считал, что Сафа типологически является весьма древним божеством, прототипом которого была скифская богиня Табити, которую Геродот отождествлял с греческой богиней домашнего очага Гестией. «После христианизации алан в X в. многим древним богам были присвоены имена популярных в восточной христианской церкви святых. Не исключено, — отмечал ученый, — что и древний бог домашнего очага после христианизации стал называться 5а/а, т. е. Савва, по имени святого Саввы» (1, с.9–10). 

Согласно библейской энциклопедии Брокгауза, имя св. Савы и Савея восходит к Шева (14, с.1071). 

Для прояснения места Сафа в мифо-религиозной системе осетин представляется плодотворным сравнение его с близкими персонажами в мифо-религиозных системах индоариев и иранцев. Более всего Сафа соотносится с ведийским Рудрой, божеством грома и молнии. Одним из эвфемистических (смягченных) эпитетов Рудры был Шива (др. инд. — «благой, приносящий счастье). В индуизме имя «Шива» стало основным именем бога, а его былое имя «Рудра» — эпитетом (4, с. 642). 

Рудра, согласно гимнам Ригведы, «владеет силой изобилия» (2, 1, 6), покровительствует домашнему очагу («Ты взмываешь алыми ветрами, (неся) благословение домашнему очагу») (2, 1, 6). К нему обращались с просьбой о возрождении через потомство (2, 33, 1). Он «самый исцеляющий из целителей» (2, 33, 4). У него в руке ваджра (молния) (2, 33, 3), стрелы и лук (2, 33, 2). 

В «Авесте» один из злотворных дэвов — Шару/ Сару, функции которого не ясны, этимологически восходит к ведийскому «Шарва» — также эпитету бога грома и молнии Рудры (13, с 519). 

Таким образом, мы имеем два эпитета Рудры — Шива и Шарва (Сару/Шара), которые в осетинской системе даны в форме Сафа и Сæрызæд. 

Итак, Сафа — патрон надочажной цепи — имеет прямое отношение к сотворению мира на уровне строительных ритуалов. Выступая специализированным божеством Неба, он является громовержцем, соединяет Небо и Землю, покровительствует плодородию. Сафа осуществляет сакральный брак между Небом и Землей и покровительствует брачащимся. Надочажная цепь выступает в мифологическом сознании осетин одним из символов мировой оси. 

Ræxys/ræxis — цепь над очагом, к которой подвешивался котел, считалась священной. Очаг и цепь над ним составляли величайшую ценность каждого осетина. 

Если хозяева дома не имели сыновей, но имели замужнюю дочь, то последняя после смерти родителей забирала очажную цепь к себе. 

Украсть или выбросить очажную цепь считалось большим оскорблением для всего рода и вызывало кровную месть. Переселяясь на равнину, осетины не расставались со своими очажными цепями и привозили их на новое местожительство (1, с. 396). Цепи находились не только в доме, но и в святилищах. Чтобы вызвать дождь, такую цепь опускали в воду. 

В осетинской мифологии цепь является атрибутом божества грозы и молнии Елиа (лиг.), Уацилла. В фольклорном тексте «Руймон» «Уорс Елиа» («Белый Илья») спускает с неба цепь, окруженную облаками, накидывает ее на шею чудовища, которого затем небесные духи приносят в жертву (8, с.296). В честь Сафа и Уацилла исполнялась обрядовая песня с припевом «Алай». Песня «Алай» исполнялась на свадьбе, а песня «Цоппай» — когда молния поразила какого-нибудь человека. 

 

АЛАЙ 

Ой, алай, ой, алай, 

ой, алай, ой, алай! Ой, алай, чындзалай, 

чындзалай, ой, алай! 

Мах ахæм чындз фæхонæм, 

фæхонæм, ой, алай! 

Нæртон хорз æй ысхонæм, 

ысхонæм, ой, алай! 

(11, 98.) 

 

Ой, алай, ой, алай! 

Ой, алай, ой алай! 

Ой, алай, невестин алай, 

Невестин алай, ой, алай! 

Мы такую невесту ведем, 

Ведем, ой, алай! 

Сказочно прекрасной (букв. Нартовской) 

ее назовем, Назовем, ой, алай! 

 

ЦОППАЙ 

О, алай, о, алай! 

Алай-цоппай бæстæн хуарз æй! 

О, алай! 

Алай-цоппай бæстæн хуарзæй! 

О, алай! 

(11, 160.) 

 

О, алай, о, алай! 

Алай-цоппай, всему краю на благо! 

О, алай! 

Алай-цоппай, всему краю на благо! 

О, алай! 

 

Однако, подобно тому, как ведический Индра с ваджрой в руке являлся божеством сезонным, функция которого заключалась в обновлении мира с каждым новым годом, и к мировой оси не имел никакого отношения (6, с. 18), Уацилла/Елиа также сезонное божество и к мировой оси не имеет отношения. Тогда как Сафа имеет прямое отношение к мировой оси, сакральному центру. 

Как отмечал М. Элиаде, «прообразом всякого строительства является сотворение мира», каждый вновь построенный дом есть имитация и в некотором смысле повторение сотворения мира. Каждый дом стоит в центре мира, месте, где сообщаются Небо и Земля, поэтому его возведение становится возможным только благодаря выходу из профанного времени и пространства и учреждению сакрального пространства и времени (21, с. 346). 

Пространство традиционного осетинского дома структурировалось вокруг мировой оси, в качестве которой выступала надочажная цепь, спущенная покровителем грозы и молнии Сафа. 

 

Сæрызæд 

В традиционном осетинском доме, в хадзаре наряду с другими опорными столбами стоял священный столб «Сæрызæды цæджындз». Согласно В.И. Абаеву, Сæрзæд/Сæрызæд— это название одного из домашних божеств (1, с.91). Он находился в западном углу хадзара, на женской половине, и к нему подводили молодую после того, как ее приобщили к очагу и надочажной цепи. Там она стояла три дня, там же происходил обряд снятия фаты. Столб был украшен рогами диких и домашних животных. Подтверждением этому служит следующий отрывок. «Сластой кæрдтæ æмæ ныззарыдысты: уæ, фарн фæцæуы!... Бакодтой (чындзы) хæдзармæ, уым æй æртæ хатты æрзилын кодтой артдзæсты алы-фарс æмæ йæ стæй бакодтой устыты ’рдыгæй къулмæ Сæрызæды бынмæ» (10, с.227). («Вытащили кинжалы и запели: аи, фарн идет!... Затем обвели ее (невесту) три раза вокруг очага и после отвели в женский угол к столбу Сæрызæд»). Интересно, что упоминание об опорном столбе в брачной обрядности мы находим у язгулемцев. Согласно Н.А. Кислякову, «в Язгулеме, так же как и в соседнем с ним Вандже, новобрачная приветствует очаг и один из столбов дома таким же образом, как она прощалась с очагом и столбом в доме своего отца, прикладывается руками к очагу, затем стукается головой о столб» (7, с 114). С другой стороны, Сæрызæд как-то связан с Сафа — покровителем надочажной цепи, о чем свидетельствует пословица — «Сафа нæ чындзæн Сæрызæд у» (9, с33) (Сафа (покровитель надочажной цепи. — В.Г.) для невесты является Сæрызæд). Или, «Сæ фегадæн сæ Сæрзæдæй кæртмæ рахаста сæ сау рæхыс» (12, с 66). («Чтобы их опозорить, он от Сæрзæда вынес во двор их черную цепь »). 

Круглые пироги, посвященные Сæрызæду (Сæрызæды чъиритæ), готовились в день свадьбы в доме невесты и с шашлыком (фæрскфизонæг) из трех правых ребер жертвенного животного и флажок (Сæрызæды хæцъил), ритуальным питьем (три литра араки или пива) и ритуальной чашей с медом (мыдыкъус) посылались в дом жениха. Согласно другому варианту, в ритуальный комплекс «Сæрызæды хуын» входили не три круглых пирога, а семь маленьких круглых пирожков с сыром (губæртæ)¹ . 

Вообще эта форма ритуального печения вызывает большой интерес, так как она использовалась в ряде случаев. 

Сæрызæду, как сообщили информанты, на Новый год делали специальные пироги с сыром диаметром приблизительно 10 см (те, что у дигорцев называют губора — ед.ч., губæртæ — мн.ч.), æфсин (свекровь) пекла один большой пирог — Æртхурон — для всей семьи, а невесткам — каждой по три пирожка Сæрызæду. Так как в наше время уже нет традиционного жилища, флажок Сæрызæд через год после свадьбы убирается на чердак и хранится там, то для того чтобы совершить молитву Сæрызæду, невестки поднимались на чердак с тремя пирожками и произносили традиционную молитву, в которой просили благополучия и здоровья себе и своим детям. Пироги Сæрызæду могли после молитвы съесть только сами невестки. Ни муж, ни дети не имели на это права. По другому записанному нами варианту, у некоторых дигорцев пирог Æртхурон не делали, но каждому члену семьи пекли губора. Эти ритуальные пирожки пеклись и в честь Сафа. «Через три дня после родов мать вставала с постели. К этому дню приготовлялось девять чирита. Три — Богу, три — Богородице и три — домовому (бундор), а Сафа, патрону цепи очага, — три маленькие лепешки (губора)» (8, с 290). У очага происходил обряд — авдæнбæттæн — привязывание к колыбели. «Под цепь домашнего очага приносят отдельно ребенка, колыбель с пеленками и три чирита Сафе с араком. Старуха, держа чирита в руках, произносит следующую молитву: «Уæларт Сафа! Ребенок да будет твоим гостем. Домашний патрон, дай ему свою милость; пошли ему счастье». Затем ребенка привязывают к колыбели и относят к матери (8, с.291). Если женщина родила в первый раз, то три чирита Сафе относили в спальню и держали при молитве над постелью матери» (8, с 291). 

Согласно полевым записям, когда мужчина обращался с молитвой к Сафа, он произносил: «Æртхурон Сафа, дæ хорзæх нæ уæд² » («Артхурон Сафа, дай нам свою милость»). Из чего следует, что имя Артхурон являлось одним из эпитетов Сафа. 

Для женщин имя Сафа вербально табуировалось, так же как и имена других святых. Можно предположить, что Сæрызæд — это эвфемистический эпитет имени Сафа. Надочажная цепь, покровителем которой и является Сафа, имела своим женским полюсом один из опорных столбов, находившийся на женской половине — Сæрызæды цæджындз. Судя по тому, что у этого столба стояла невеста, здесь происходил обряд снятия фаты, как и у дерева, и у святилища Мады Майрам, то этот столб был как-то связан с покровительницей женщин. В этом отношении интересен сказочный сюжет о том, как нарты / святые построили дом. 

 

«Святые, собравшись вместе, построили дом; нигде в мире не было лучшего дома. Устроили святые пир. Собрались толпы народу. Ходили они по дому. Смотрели и удивлялись. 

Позже всех пришел еж. Долго осматривал дом, а когда закончил, его спросили: 

~ Ну, еж, как тебе понравился дом? 

Еж замялся: 

— Какой дом? Там, где нет Сафа и нет Майран, разве дом? 

Все удивились: о чем он говорит? Один человек сказал: 

— Еж оказался умнее нас, Сафа — это цепь над очагом, Майран — это женщина в доме, хозяйка, а здесь их нет. 

Потому, говорят, все сказали: 

— Еж оказался умнее нас!» 

(15, № 111).

 

Этот же сюжет содержится в одном из сказаний Нартовского эпоса осетин: «Нарты строили общенартовский дом». Здесь на вопросы нартов о том, хорош ли дом, отвечает Сырдон. Его ответы аналогичны тем, что даны в сказке «Еж». 

Общность Сафа и Сæрызæд подтверждается и тем, что им, в отличие от других духов-покровителей и Создателя, посвящались специальные ритуальные пирожки — губора, которые пеклись как в цикле семейной, так и в цикле календарной обрядности осетин. 

Согласно полевым материалам, у дигорцев в Стур-Дигоре, в Кусу, в месте Мадзаска делали кувд Сæрызæду. Это происходило в июле, в период недели моления («ковæн къури»). Этот праздник предшествовал сенокосу. Пока не сделают Сæрызæды куывд, не брали острие («цыргъ нæ истой» — в смысле косы) и не косили. Шли туда только мужчины. Это было место, где прежде был огромный дуб, теперь дуба уже нет, но место осталось. Сæрызæды куывд делали общий. Уастырджи в Стур-Дигоре называют «Мæнти изæд». Ему молились с понедельника на вторник — «Георги æхсæв», «Лæгтыдзуары æхсæв». В жертву приносили барана (наел фыс), козла (нæл сæгъ), быка (гал). В этот же день и молились Сæрызæд’у (Георги æхсæв). Как отметила информатор, Сæрызæд и Уасгерги — это одно и то же³ . 

Ясна связь «Стур-Дигорского Сæрзæд’а» с громовержцем. Это, в первую очередь, дуб — дерево громовержца. Во-вторых, с громовержцем связан как сенокос, так и орудия сенокоса. Вместе с тем, как отметила информатор, Уастырджи и Сæрызæд — это одно и то же, то есть Уастырджив мифологическом сознании осетин вмещал в себя и функции громовержца. 

Итак, имя Сæрызæд является эвфемистическим эпитетом имени Сафа — громовержца, покровителя всякого оружия и надочажной цепи. (Эпитетом Сафа является и имя Артхурон). Столб Сæрызæд в традиционном осетинском жилище символизировал женский полюс Сафа — Мады Майрам, покровительницу женщин. 

__________________________________ 

 

¹ Записано от Г.А.Гостиевой-Гассиевой (1928 г.р.) в г. Владикавказ. Записала В.С.Газданова. 

² Записано от Тотровой А.А. (1928 г. р.) в с. Верхний Фиагдон. Записала В.С. Газданова. 

³ Записано от Кодзасовой-Хаймановой Н.М. (1935 г.р.) в с. Стур-Дигора. Записала В.С. Газданова. 

 

 

Литература 

 

1. Абаев В. И. ИЭСОЯ. Т.2. Л.: Наука, 1973. 

2. Абаев В. И. ИЭСОЯ. Т.З. М.: Наука, 1979. 

3. Алборов Б. А. Ингушское «Гальерды» и осетинское «Аларды» // Некоторые вопросы осетинской филологии. Орджоникидзе: Ир, 1979. 

4. Гринцер П. А. Шива // Мифы народов мира. Т. 2. М.: СЭ, 1988. 

4 (1). Калоев Б. А. Сафа // Мифы народов мира. Т.2. М.: СЭ, 1988. 

5. Каргиев Б. М. Осетинские обычаи (Ирон æгъдæуттæ).— Владикавказ, 1991 (на осет. яз.). 

6. Кейпер Ф. Б. Я. Труды по ведийской мифологии. М.: Наука, 1986. 

7. Кисляков Н. А. Семья и брак у таджиков. М.-Л.: Наука, 1959. 

8. Миллер В. Ф. Осетинские этюды. Ч. 2. М., 1881. 

9. Осетинские пословицы и поговорки (Ирон æмбисæндтæ). Орджоникидзе: Ир, 1976. 

10. Осетинские народные сказки. Т. 2. Сталинир, 1960 (на осет. яз.). 

11. Памятники народного творчества осетин. Трудовая и обрядовая поэзия осетин. Владикавказ: Ир, 1992 

12. Плиты X. Уæлахизы кадæг. Дзаæуджы-хъæу, 1950. 

13. Рак И. В. Мифы Древнего и раннесредневекового Ирана (зороастризм). СПб.: «Нева» — «Летний сад». 

14. Ринекер Ф., Майер Г. Библейская энциклопедия Брокгауза. М., 1999. 

15. Сказки о животных // Памятники народного творчества осетин. Владикавказ: Алания, 1998. 

16. Хетагуров К. Л. Особа//Хетагуров К. Л. Собр. соч. в 3-х т. Т. 2. М.: Худ. лит., 1974. 

17. Чибиров Л. А. Осетинское народное жилище. Цхинвали: Ирыстон, 1970. 

18. Чибиров Л. А. Древнейшие пласты духовной культуры осетин. Цхинвали: Ирыстон, 1984. 

19. Шанаев Г. Т. О сыне знаменитого богатыря-борца Аслана-Каурбеке// ССКГ. Тифлис, 1876. 

20. Шанаев Д Т. Свадьба у северных осетин // ССКГ. Вып. 4. Тифлис, 1870. 

21. Элиаде М. Очерки сравнительного религоведения. М.: Ладомир, 1999.