Русское расселение на Кавказе является одновременно и фактором, и следствием интеграции региона в империю. Поселенческая колонизация — составная часть военно-политического, социально-экономического и отчасти культурного поглощения империей ее кавказской периферии.   

Общая структура и динамика колонизации определяются целым комплексом различных стратегий, встроенных в имперское внешнеполитическое соперничество и русское государственное освоение края: от организованного государством военно-казачьего расселения и принудительного рассеяния русских сектантов в Закавказье до стихийных крестьянских миграций в «неведомый забранный край».   

В 1711–35 годах по нижнему течению Терека из гребенского, кизлярского и терско-семейного казачьих войск формируются зачатки русской кавказской границы, которая, выдвигаясь сначала на запад к Моздоку (1863), а затем от Моздока к Азову (1777–86), прорезает степное Предкавказье цепью крепостей и станиц. Полоса военно-казачьего освоения и есть сама русская граница — подвижный южный фронтир империи, который теснит ногайских кочевников и, подойдя к Малке и Пятигорью, — Кабарду. В тылу и под защитой этого военно-казачьего фронтира начинается гражданская колонизация: появляются села русских государственных крестьян и помещичьи латифундии. Аннексия в 1783 году Крымского ханства вместе с его кубанской частью влечет за собой выдвижение русской границы на среднее и нижнее течение Кубани. После 1792 года на бывших ногайских кочевьях между Кубанью, Еей и азовским побережьем возникает русское/малороссийское Черноморье — мощный казачий бастион империи из переселенных запорожцев. Уже к концу XVIII века формируется контур Кавказской Линии — сплошной полосы расселения казачьих войск от Тамани и устья Кубани на западе и до устья Терека на востоке.   

К 1829–30 годам ясно определяется общая конфигурация трех зон русского имперского освоения Кавказского края:   

(а) степное Предкавказье к северу от Кубани-Малки-Терека составляют районы сплошной колонизации с военно-казачьим фронтиром в виде Кавказской линии по южному периметру. Это зона с абсолютно преобладающим русским населением, среди которого сохраняются районы ногайских, туркменских и калмыцких кочевий по окраинам Ставропольской возвышенности.   

(б) Закавказские территории, с достаточно устойчивой русской имперской администрацией и многоэтничным аборигенным населением. Уход/вытеснение из некоторых районов края части оседлых и кочевых тюрков-мусульман в Турцию или Иран создают здесь анклавы для будущей русской, армянской и греческой колонизации.   

(в) Зона Большого Кавказа, или земли горских народов, пребывающих в различной степени зависимости от империи или же полностью независимых от нее.   

Эта третья зона оказывается внутренней границей империи, ее «внутренним зарубежьем». Кавказская линия — полоса противоречивого соседства империи с горскими народами — соседства, насыщенного хозяйственными связями, первым опытом администрирования и военного противостояния. Новые русские кордонные линии, возникая в качестве оборонительных барьеров на путях горских набегов, развиваются как поступательная череда рубежей военно-казачьего наступления на горские территории. Кавказская война XIX века станет борьбой за обеспечение военно-административного контроля империи над третьей зоной имперского освоения края, отделяющей первые две, борьбой за слияние всех трех в устойчивую часть империи с прочной внешней границей, вынесенной на черноморское побережье, Карсское нагорье и Араке. Военно-казачья экспансия определяется и логикой борьбы с частью горских обществ, и стремлением упрочить коммуникации между Предкавказьем и Закавказьем, которое к 1813 году становится международно-признанной частью империи. С 1830-х годов начнется русская колонизация и здесь, в закавказских провинциях. В отличие от Предкавказья, где сплошные массивы русского поселенческого освоения пришлись на редконаселенные степные территории кочевников, в Закавказье — регионе со значительным и давним оседлым населением — возникнет иной тип русской колонизации. Его можно назвать очаговым или дисперсным, и составляется он из отдельных, рассредоточенных среди местного населения поселений нескольких категорий: сел русских сектантов, военных поселений или поселений отставных солдат, переселенческих поселков и городских слободок.   

Сектанты были пионерами русской поселенческой колонизации Закавказья. В 1830–40 годах в Шушинском, Ленкоранском уездах, в Джавахетии и нагорной полосе Елисаветпольского уезда возникают поселения молокан, духоборов и субботников. Сначала изгои, фактически высланные на Кавказ из внутренних губерний России, позднее они становятся одной из определяющих, даже «модельных» форм русского культурного и хозяйственного присутствия в регионе.[16] Одновременно возникает еще один тип русского поселенца и поселений — это военные поселения (Лагодех, Царские Колодцы, Манглис, Ханкенды, Гергеры и др.), расположенные в стратегических точках региона.   

С конца 1830-х годов в ходе Кавказской войны, и особенно на ее заключительном этапе, возникают новые полосы русского поселенческого освоения на Северном Кавказе — уже в пределах территорий с оседлым горским населением. По Сунже и Тереку, по верхней Кубани и Лабе появляются новые линии укреплений и казачьих станиц. Наконец, в 1862–64 годах после выселения закубанских народов осуществляется военно-казачья колонизация большей части территории между Кубанью и черноморским побережьем. С 1867–69 годов начинается и гражданское освоение причерноморской полосы.   

Различные типы колонизации — военно-казачьей и гражданской, крестьянской и помещичьей, организованной и стихийной — связаны как с доминирующими политическими и хозяйственными стратегиями русского освоения края на том или ином этапе, так и с характеристиками самой осваиваемой территории: ландшафтно-климатическими, композиционно-поселенческими, военно-стратегическими. К середине 18бО-х годов четко определяются зональные различия русской колонизации не только между Предкавказьем с одной стороны и Закавказьем и Большим Кавказом — с другой, но и между западом, центром и востоком горской полосы. Запад (закубанская Черкесия) становится продолжением зоны сплошной колонизации и полной смены населения[17], центр превращается в зону чересполосного размещения казачьих линий внутри сплошных массивов компактно расселенных горских народов, а дагестанский Восток остается частью Закавказья с незначительной очаговой русской колонизацией. Отдельные русские поселения здесь были невозможны как по причинам безопасности, так и по причине их малозначимости для внешней стратегической игры. Дагестан и Чечня оказываются на достаточном отдалении от внешней границы империи. Внутренние риски, связанные со слабостью имперского контроля над чеченскими обществами, «нейтрализуются» продолжением строительства казачьих линий в Терской области 1860–61 годах (при Евдокимове) или намерениями такого продолжения в 1865–66 годах (при Лорис-Меликове).   

В целом, в течение XIX века происходит очевидный перенос центра тяжести русской колонизации Кавказа: стартовый Кизлярский плацдарм на северо-востоке постепенно остается на глубокой внутренней периферии имперских интересов. Острота русско-турецкого соперничества и явные хозяйственно-климатические преимущества Кубани над Прикаспием приводят к отчетливому смещению и военного, и хозяйственно-экономического акцентов русской колонизации на запад.   

С 1890-х годов в Закавказье осуществляются новые попытки создать если не сплошные сегменты, то более насыщенные сети русских поселений. Стремление администрации кн. Голицына упрочить русское демографическое присутствие в регионе является частью общеимперского курса на форсированную русификацию «инородческого» населения и более жесткое привязывание периферии страны к ее русскому ядру. Эти попытки реализуются в формировании сети переселенческих участков в Закавказье, возникновении новых поселений по линиям железных дорог, в предместьях городских центров. В это время возникает «Русская Мугань» — район с компактным православным населением на опустевших кочевьях тюркского племени шахсевенов.