Глава V
ГОРЕ И ОБЫЧАИ
Известно, что в Осетии на похороны обычно собирается большое количество людей. В них принимают участие все родственники, соседи, сослуживцы и знакомые умершего, друзья и близкие его семьи, даже посторонние. Древние говорили: «По тому, как провожают человека в последний путь, можно судить о духовной культуре народа».
Похороны считаются тем почетнее, чем больше людей и венков. В газете непременно должен появиться некролог или соболезнование, обязателен оркестр, исполняющий траурную музыку, на митинге в честь памяти об умершем – несколько выступлений о жизни и заслугах покойника. Безусловно, при этом неизбежны потери времени, которые другой раз равны двум-трем рабочим дням.
В последнее время в похоронных обрядах появилось новое положительное явление, заслуживающее самого широкого распространения. Об этом когда-то подробно писал в газете «Рæстдзинад» М. Андиев: «В Бирагзанг я ехал к косарям колхоза. Ехали по центральной улице села. Смотрю и... Не зря в рабочее время столько народу собралось около чьих-то ворот. Не слышно оттуда ни звука гармошки, ни веселого говора – значит, похороны. Мы остановили машину, вышли и выразили свое соболезнование собравшимся. Спустя несколько минут, вышел вперед худощавый старик, внимательно оглядел народ и сказал: «Простите, односельчане, – и, подождав, пока народ обратит на него внимание, помянул покойницу и поблагодарил пришедших на похороны людей. У нас все общее – и радость, и горе, – говорил он. – Это видно и сейчас. Но я обращаюсь к молодым. Родственники умершей просят всех вас пойти на работу, ведь сейчас такая горячая пора, каждого ждет его дело. А похороны состоятся завтра. Мы знаем, что вас это смущает, так как вы соседи. Но потерпевшая семья и мы, старики, просим отправиться на работу тех, кому не поручена организация похорон. А завтра, если у вас будет возможность, приходите к выносу тела, и мы вместе проводим покойницу в последний путь.
Затем, заметив, что люди стоят как бы в оцепенении и никто не собирается уходить, прибавил: «Не стоит вам напоминать о том, как дорог день во время сенокоса и уборки урожая. Поверьте, вы не ошибетесь». Многие никогда до этого не слыхали подобных речей. Как я узнал потом, это был Дзаххот Агнаев. Через некоторое время улица опустела... Да, уважаемому Дзаххоту пришлось уговаривать собравшихся, так ведь это понятно: старое отступает с трудом». [40]
В Осетии издавна существует обычай, когда с человеком, у которого в другом городе или селе умирает родственник, на похороны едут, кроме близких, и те, кто не знал ни покойного, ни его семью (об этом шла речь выше в другой связи). Желающие принять участие в похоронах (а их подчас бывает 50 и более человек) организованно прибывают в дом усопшего. В связи с этим возникает вопрос, насколько нравственно, когда в силу этого обычая в любое время года, в любую погоду можно видеть автобусы, легковые автомашины, везущих десятки людей на похороны?
Чтобы избежать всех этих устаревших явлений, нам представляется более разумным участие в таком деле только близких родственников, друзей и соседей. Всем остальным, на наш взгляд, можно ограничить свое участие выражением на месте соболезнования близким, а при надобности через них же оказать материальную помощь семье скончавшегося. Подавляющее большинство народа готово именно так решать эту проблему, о чем свидетельствуют решения народных сходов и многочисленные письма в республиканские газеты, на радио и телевидение. К. Битиев, лесник из Кобани, писал в своем письме в «Рæстдзинад»: «Почему, когда мы едем на похороны, стараемся поехать в сопровождении возможно большего числа людей? Это очень вредное соревнование. Если говорить откровенно, то первое, от чего мы должны отказаться, так это от участия посторонних людей в похоронах. Почему они, мои соседи, должны целый день провести около умершего моего родственника? Я так завещал своим младшим: когда умру, то пусть мои родственники из других сел и городов приедут на мои похороны без посторонних». [41]
На похоронах, как правило, организуется траурный митинг. Тем не менее, еще больше внимания следует уделять гражданской панихиде, особенно в тех селах, где исповедуют мусульманство. Короткие и проникновенные речи авторитетных людей, в которых упоминаются заслуги покойного, лучшие его человеческие качества, успокаивающе действуют на близких, музыка, оказывающая положительное эмоциональное воздействие на присутствующих, особенно на тех, кто находится в стрессовом состоянии, – все это должно составлять основу описываемого печального ритуала.
А ведь нередко траурный митинг проходит неорганизованно, на низком культурном уровне, выступают малоавторитетные лица с неоправданно длинными речами. А шум, который с помощью различных инструментов издают так называемые «музыканты», никак не назовешь траурной музыкой. Чтобы подобное не имело места, организаторами здесь должны выступать, прежде всего, представители трудовых коллективов, общественности и, конечно же, близкие друзья, хорошо знавшие покойного. Соответствующим ведомствам республики следовало бы, наконец, принять необходимые меры по организации музыкальных оркестров, повышению профессионального и морального уровня музыкантов и этот важный атрибут похоронных ритуалов не отдавать на откуп халтурщикам, шабашникам и вымогателям.
Об острейшей необходимости наведения должного порядка на кладбищах свидетельствует письмо убитой горем женщины о «порядках», имевших место в орджоникидзевском похоронном бюро: «22 января 1988 г. после полудня умер мой муж Омельченко А.А. Утром следующего дня родственники пошли в похоронное бюро, но договориться о транспорте, музыке и доставке гроба не смогли. До самого часа похорон мы были заняты поисками машин. В половине третьего подъехали сразу три и предложили свои услуги. После похорон надо было расплатиться с водителями – по 25 рублей на каждого. Говорили, что мне дешево обошлось, они могли запросить и по 100 рублей». [42]
Во многих письмах содержалось справедливое недовольство тем, что до последнего момента, как правило, тянули в похоронном бюро с выделением и места захоронения. Оно живо находилось, как только выложишь 200–300 рублей. [43]
Организаторы похорон в своем большинстве заслуживают большого морального поощрения за их активную помощь и отзывчивость. Но, к сожалению, они не всегда считаются с желаниями и возможностями тех, кого постигло горе, становятся «законодателями», бесцеремонно распоряжаются всем, и редко кто им может в чем-либо возразить. Вот некоторые выдержки из статьи в газете «Рæстдзинад»: «Я часто хожу на похороны. Мне самому становится легче, когда своевременно предстаю перед родными покойного и выражаю им свои соболезнования. Безусловно, у нас сохранился хороший обычай взваливать на свои плечи все заботы родных покойного. Однако чрезмерные старания организаторов похорон, их стремление к излишне роскошным похоронам приводит к нежелательным последствиям» (Д. Доцоев, учитель-пенсионер, г. Ардон).
«Конечно, это хорошо, когда горе, боль родных покойного разделяют друзья, соседи, близкие. Ходить на похороны – священный долг каждого. Но и здесь появилось много лишнего, какие-то новые элементы, новообразования. Даже не спрашивая домашних умершего, некоторые «сердобольные» соседи-организаторы берут на себя такие обязанности, что сами распоряжаются по части того, сколько забивать скотины» (Кодзаев М., г. Владикавказ). Словом, мнение широких масс трудящихся таково, что организаторов похорон не должно быть слишком много, как это зачастую бывает, и следовало бы им при этом учитывать материальные возможности и интересы семьи усопшего, а не подталкивать ее на чрезмерно большие расходы и всякого рода излишества.
Требует тщательного анализа и обычай оказывать материальную помощь семье умершего. Этот обычай давно бытует в Осетии, но особо широкое распространение он получил в послевоенный период. По сей день его соблюдают 99,5% сельского и 98,8% городского населения. Раньше эта помощь оказывалась близкими родственниками, друзьями и соседями в виде различных продуктов, мелкого или крупного рогатого скота, денег. При этом никому не приходило в голову составление каких-бы то ни было списков. И сейчас еще в некоторых селах практикуются различные формы подобного внимания, но чаще всего помощь все же оказывается деньгами.
Этот замечательный в своей основе обычай содержит в себе много устаревшего и несет с собой немало других новых отрицательных моментов, которые привнесены в него временем и от которых прежде всего страдают честные труженики.
Деньги, которые собираются на похоронах, по осетинскому этикету, предназначаются исключительно для похорон, устройства поминок, установления памятника, и не могут быть израсходованы вообще на нужды семьи умершего, если даже в его лице она лишилась кормильца. Обычай запрещает даже остро нуждающейся семье использовать эти деньги на удовлетворение личных нужд. Для средней семьи их, как правило, не хватает на все те расходы, которые сопровождают весь процесс похорон и поминок, и ей приходится расходовать на эти цели свои последние трудовые копейки, отказывая себе в самом необходимом.
Но случается и наоборот, когда на похоронах собирается такая большая сумма, которой более чем достаточно на все расходы, в том числе на дорогой памятник и обильные поминки. Находятся, что скрывать, люди, лишенные чести, какой бы то ни было нравственности, и на такие ( ! ) деньги приобретают предметы роскоши, мебель, машину и др. Не напрашивается ли тут вопрос о целесообразности сборов таких крупных сумм?
Этот обычай является одной из причин, из-за которой каждая осетинская семья вынуждена устраивать целый ряд поминок. В противном случае она подвергалась бы осуждению, несмотря даже на тяжелое материальное положение. По этой же причине многие ставят дорогостоящие памятники. Вот что писал по этому поводу ветеран труда, железнодорожник X. Цоколаев: «Устанавливали кому-то огромное надгробие, мрамором стали выкладывать и всю площадь за оградой. Признаться, покоробило меня такое, скажем прямо, неумное роскошество. И я не утерпел, подошел ближе: ему это уже ни к чему...
– А что делать? – извиняющимся тоном промолвил один из работавших, видимо, близкий усопшему. – Ведь люди деньги нам собрали... Куда их девать?!» [44] Вот пример того, насколько «разумное» применение находят люди собранным в порядке материальной помощи средствам.
Но, думается, нельзя согласиться и с распространенным мнением о том, что в память об умершем следует сооружать мосты, благоустраивать дороги, монтировать водопроводы и т.д. на деньги, собранные в день похорон. Да, есть немало случаев, когда такие деньги расходовались на подобные дела, а в печати, в телепередачах, на народных сходах все чаще появлялись призывы к распространению этого опыта как хорошего обычая. Это, по существу, поощрение сборов крупных сумм (иначе мост не построишь). Подобные рекомендации не есть решение вопроса, если не сказать большего.
Надо нацеливать людей не на то, как лучше израсходовать деньги, собранные на похоронах, а на резкое сокращение этих сборов, а еще лучше – отказа от них. Тем более, что в собранных суммах немалая доля и тех, кто сам нуждается в помощи. Если бы мы пошли таким путем (расходовать эти деньги на различные сооружения), то за несколько десятков лет вся территория Северной Осетии оказалась бы под памятными сооружениями в честь тех умерших (независимо от их заслуг), на похоронах которых были собраны солидные суммы.
Семья, перенесшая горе, как правило, в моральном и материальном долгу перед всеми, кто помогал ей в дни несчастья. «То, что люди сегодня сделают мне, завтра я сделаю им», – таков основной мотив, определяющий в подобной ситуации поведение многих из нас. В противном случае рассчитывать на взаимность не приходится: твое несчастье уже никто с тобой не разделит. Вот и вынуждены потомки усопшего, а часто и беспомощная вдова, которой надо кормить, одевать и воспитывать малолетних детей, вносить свою лепту, далеко не лишнюю в собственной семье, тем, кто помогал ей (списки хранятся у нее дома) и кто теперь оказался в горе. Она должна оказывать помощь по спискам, в том числе и тем, кто абсолютно не нуждается в этом, по крайней мере, с ее стороны. И хотя в данном случае нет и не может быть эквивалента, потому что сумма взноса вдовы, как правило, меньше, здесь как раз та ситуация, которая извращает замечательный народный обычай.
Обычай оказания материальной помощи стал той областью духовной жизни, где особенно блистают люди, живущие нечестным трудом. Они, делая преподношения в значительных размерах, используют чужое несчастье для достижения своих неблаговидных целей. К великому огорчению, этот, некогда благороднейший обычай, стал самой удобной формой угождения и задабривания «нужных» людей. Здесь нет никаких ограничений, внешне все обстоит более чем гуманно: исполняешь свой человеческий долг, как велит обычай, вот и жертвуй, как можно больше, ведь сей жест непременно учтется в нужный момент. Можно не сомневаться в том, что подобная «доброта» способствует моральной деградации «нужных» людей.
Не следует забывать и о том, что дельцы и махинаторы с большим умением считают свои деньги; их кажущаяся щедрость – лишь коммерческий прием, рассчитанный на определенную выгоду, по сравнению с которой их расходы выглядят грошовыми подачками. Кроме всего прочего, они еще уверены в том, что расходы, понесенные в связи с соблюдением обычаев, завтра возвратятся к ним не только сполна, но в, так сказать, узаконенном виде. Не случайно ведь иные, оказавшись по определенным причинам на скамье подсудимых, представляют в ходе судебного процесса списки на сбор денег во время похорон члена своей семьи в качестве документа, доказывающего правомерность тех или иных дорогостоящих покупок.
Таким образом, в конечном счете этот добрый обычай трансформировался и в ныне бытующем виде не оправдывает себя как с материальной, так и с моральной точки зрения. Об этом многие пишут в редакцию газеты «Рæстдзинад». Вот выдержки из некоторых писем: «Немало состоятельных людей есть в наше время. И, как правило, у них и собирается больше средств. У многих после смерти 80–90-летнего старика-отца набирается денег на дорогую машину (Биченова 3.Б.). «Мы дошли до того, что почести умершему оказываем по расчету: чем «нужнее» его семья, тем больше денег на похоронах», – пишет из Бурона К.Н. Кайтмазов[45] .
Заслуживает поддержки и одобрения только такая материальная помощь семье умершего, которая оказывается узким кругом лиц: близкими родственниками, друзьями и товарищами без всякого расчета, без каких-либо списков, по мере надобности.
За такую помощь выступают 81,1% сельского и 90% городского населения. Если при этом сумма денежных сборов не будет превышать суммы расходов на похороны, недорогой памятник и скромные поминки, то в смысле нравственности все будет в норме. Те же, кто не нуждается в материальной помощи или же без особого напряжения могут обойтись без нее, не поступаясь честью и достоинством, должны проявить принципиальность и отказаться от сбора денег. Нам следует создавать такие условия для нуждающихся людей, чтобы они были освобождены от соблюдения этого обычая и морально, и материально, – так практикуется у некоторых кавказских народов, так было в прошлом у осетин.
Случаи отказа от сборов денег уже имели место в республике. Основная часть населения правильно понимает и одобряет подобные благородные поступки. В то же время немало людей, которые в силу привычки, а порою престижных и меркантильных соображений всячески препятствуют распространению этого явления. Вот письмо, убедительно свидетельствующее об этом: «Десять лет назад совсем молодой скончалась моя дочь – учительница. Ее смерть потрясла меня, и я решил твердо, что не похороню свою любимую дочь на чужие деньги, если даже стану предметом посмешища и злословия. Пусть похороны будут скромными, но зато на душе станет немного легче. Я высказал свое желание близким, которые в резкой и категорической форме заявили мне: «Если ты еще в своем уме, не заикайся больше об этом». Здесь комментарии излишни и вывод ясен: необходим коренной перелом в общественном сознании.
Человека, потерявшего родного, близкого, как правило, не покидает двойственное чувство: прежде всего он убит горем, но он все же ни на минуту не забывает о том, чтобы похороны прошли как можно с большими почестями. Ничем не восполнимое чувство горести, потери человека, без которого не представляется дальнейшая жизнь, стремятся компенсировать наилучшей, в своем понимании, конечно, организацией похорон. Это и приводит ко всякого рода излишествам. Все присутствующие на похоронах в той или иной мере разделяют подобные намерения: побольше печали и побольше почестей. При этом у разных народов по-разному выражаются одинаково глубокие переживания. Одни соболезнуют молча, сняв головной убор и опустив руки, бея громкого плача: другие это делают с душераздирающим криком и т.д.
Давать оценку таким видам разделения горя нет ни возможностей, ни необходимости. Тем не менее, коль скоро речь идет о том, что участники похорон своим присутствием призваны облегчить тяжесть понесенной утраты, то, по-видимому, они должны способствовать именно этому. Есть народы, у которых обычаи требуют именно такого поведения от участников похорон, чтобы хоть в какой-то степени снять нервный стресс с людей, пребывающих в горе. Спрашивается, душераздирающие крики приходящих на похороны притупляют несчастье пли обостряют его? Искренняя скорбь или ее инсценировка – что более достойно, что предпочтительней в такой момент морального напряжения? О таких щепетильных вещах не принято говорить вслух и официально, так как это задевает самолюбие, оскорбляет чувства людей. Вот как некоторые утрируют самые благие пожелания на этот счет: «...дошли до того, что начали устанавливать законы, кому как идти па похороны». Законов никто не устанавливает, никаких указов и приказов не ожидается, но все же следует, на наш взгляд, задуматься нал «правилом», обязывающим входить всем в дом умершего с громким плачем. Понятно, когда плачет тот, кто не может сдержать слез. Одно дело – неподдельная скорбь по близкому, и другое – инсценировка скорби, притворство, лицемерие. Думается, при оплакивании покойника следует проявлять больше сдержанности. Без преувеличения, жутко смотреть на то, как женщины царапают свои лица ногтями, бьют себя по лицу и коленям. Это, безусловно, пережиток. Действительно, в прошлом все приходили в дом покойника с громким плачем и рыданием, ударяли себя по голове палкой или кулаком. «...Мужчины, встав в дверях, четыре человека рядом, берут в правые руки плети, а левою закрывают глаза, потом, затянув слово «ада-дай», медленным шагом приближаются к покойнику и в такт «ада-дай» бьют себя плетью по обнаженной, бритой башке».34 Чем громче плач и больше слез, тем почетнее покойник, и тем скорее он попадает в рай – вот то, что в прошлом побуждало людей к подобному поведению.
Очень часто человек не хочет плакать (умер малознакомый человек), но он должен обязательно громко кричать, изо всех сил изображая плач. Несомненно, он притворяется, делает вид, что переживает настолько сильно, что не может не плакать. И как ни странно, обычай же и не позволяет плакать отцу, если умер его ребенок, мужу, если скончалась жена. Неверно думать, что сугубо личное дело каждого, плакать ему громко или выразить соболезнование без плача. Боясь обиды со стороны близких и родственников умершего, «плачет» и тот, кто не хочет плакать. Часто можно наблюдать, как мужчины, направляющиеся в дом умершего, прежде чем войти, обсуждают, кто как будет идти – с плачем или без. Что может быть недостойнее подобного «распределения ролей»?
Конечно же, несуразен обычай, который, с одной стороны, обязывает плакать даже тех, кто совсем этого не хочет, и, с другой стороны, запрещает оплакивать отцу смерть своего ребенка. Как ни странно, все же находятся люди, ревностно защищающие этот некрасивый старый обычай и активно соблюдающие его.
Нередко допускаются крайности и нарушается мера и при соблюдении траура. В прошлом траур как выражение глубокой печали носили в основном люди старшего возраста. А сегодня встречаются люди, в том числе и молодые, которые переживают не так горько, но ходят в черном, мужчины не бреются в течение 40 дней. Что может быть оскорбительнее для памяти умершего, чем непристойное, развязное поведение заросшего, полупьяного человека, да еще с фотографией покойного на лацкане его пиджака?!
В некоторых селах христианского вероисповедания наблюдается еще и такой, связанный с похоронами обряд. Когда умирает женатый мужчина, то родственники жены обязательно несут в день похорон сиахсæгтæ, то есть, последний дар зятю: шапку, обувь, а в некоторых местах – плюс к этому еще и целиком сваренного барана, балон спиртного, пироги и т.д. Траурное шествие громко плачущих родственников жены – и мужчин, и женщин – производит на многих присутствующих удручающее впечатление. И в моральном, и в материальном отношении это, пожалуй, один из самых устаревших и лишних на современном этапе обрядов.
Говоря о похоронных обрядах, следует напомнить, что многие осетины, придерживающиеся мусульманской веры, хоронят покойников несколько иначе: без гроба, музыки, траурного митинга, а женщинам запрещается сопровождать покойника на кладбище. Акт захоронения обычно совершается в присутствии муллы. Мусульманский погребальный обряд в точности соблюдается в селах Чикола, Лескен, Хазнидон Ирафского района, и в нем мы находим несравненно больше архаичного и религиозного, чем во всех других обрядах осетин.
Следует признать, что у нас в республике населением немало делается для того, чтобы увековечить память умершего, но при этом нередко допускаются большие излишества. На многих кладбищах, подчас довольно запущенных, нередко увидишь мраморные многотонные надгробья, саркофаги, оцинкованные пантеоны и т. д. Весьма неприятное впечатление оказывают на проезжающих и памятники, установленные у дорог (особенно горных) на месте гибели человека. В решении исполкома Орджоникидзевского городского Совета народных депутатов от 12 января 1982 г. говорилось: «...На городских кладбищах отдельными гражданами возводятся дорогостоящие сооружения из металла, мрамора, гранита, (строятся крытые навесы». А ведь это касается не только столицы республики, но и всей республики в целом. Подражая друг другу, люди расходуют на все это огромные средства. На изготовление подобных задумок уходят ценные фонды. Таким образом, люди делают бессмысленные затраты, а государство теряет дефицитные материалы, которые уплывают по различным подозрительным каналам к денежным, но бессовестным гражданам. С одной стороны, нет надлежащего контроля за распределением этих материалов, который должны обеспечивать соответствующие государственные органы, а с другой – негде заказать скромные добротные памятники, кроме как у сомнительного лица, готового содрать с заказчика пять цен за свою работу. Против излишеств, и растранжиривания ценных строительных материалов не раз принимались всевозможные решения, но все они остались на многотерпящей бумаге. Северо-Осетинское территориальное объединение бытового обслуживания населения в свое время (еще в 1982 году) обязалось приступить к их изготовлению из пластмассы и других не столь дорогих материалов. Но пока в государственных организациях шла раскачка, за дело весьма активно взялись дельцы, полностью игнорируя всякого рода запреты.
Халатное, либеральное отношение к этой проблеме со стороны соответствующих организаций и ответственных руководителей, а также атмосфера вседозволенности – вот причины появления всякого рода излишеств, нарушений и злоупотреблений.
Разнобой в выборе размеров и оформлении памятников недопустим. При имеющей место вседозволенности можно наблюдать, что людям, посвятившим всего себя служению народу, проявившим героизм, устанавливаются памятники более скромные, чем тем, кто при жизни был занят исключительно своим личным благополучием и не заслужил никакого признания в обществе. Такое дело никак не личного свойства, и оно, думается, должно быть под строгим контролем соответствующих органов.
Что касается состояния наших кладбищ, то это тема большого принципиального разговора, и, чтобы он имел результат, необходимо перенять лучший опыт других республик, особенно прибалтийских, где умеют проявлять истинную заботу о местах захоронений. Следовало бы, не откладывая в долгий ящик, уже начать добиваться конкретных результатов по претворению в жизнь решений директивных органов о наведении необходимого порядка в данном вопросе.
Но здесь вот что хочется особо подчеркнуть: пережиточные явления в психологии части людей как раз и являются одной из причин запущенного состояния наших кладбищ и многих могил. Если в течение года память о покойнике и все связанные с ней обряды бывают в центре внимания не только семьи, но и близких родственников, то по истечении года о нем начинают забывать, и нередко зарастает тропа к его могиле. Это во многом объясняется ныне еще бытующими представлениями о том, что якобы после года со дня смерти покойник отделяется от семьи, и все то, что устраивалось в память о нем, достаточно ему навеки вечные, и в обиде он не будет. В этом, собственно, религиозный смысл годовщины – поминок по истечении года. Иначе чем можно объяснить, что близкие умершего в течение всего первого года исключительно заняты только посвящениями покойнику, а уж после этого можно не опасаться: никто, пожалуй, не осудит. Пожалуй, это одна из причин того, что наши кладбища часто находятся в позорном, антисанитарном состоянии, особенно в сельской местности. На некоторых пасется скот, а могилы заросли бурьяном, тогда как во многих краях кладбища настолько ухожены, что утопают в цветах.
Таким образом, вместо пышных похорон, дорогостоящего громоздкого памятника, сборов крупных сумм денег – скромные похороны, недорогой, со вкусом отделанный памятник, ухоженная, в цветах могила близкого, добрая память о нем, выполнение его заветов – вот долг живых перед мертвыми.
Особое место в семейно-бытовых обрядах осетин занимают поминальные обряды. Во все времена поминки были разорительными для осетинского народа, и сегодня они сопровождаются огромными, ничем не оправданными расходами.
Из всех древних обрядов осетин несравненно более консервативными оказались именно поминальные обряды. Они соблюдались прежде, соблюдаются и теперь почти всеми осетинами и требуют самого тщательного научного анализа. В условиях Северной Осетии это как раз та проблема, изучение которой представляет собой теоретическую ценность и практическую значимость.
Поминальные обряды, как правильно утверждают многие известные ученые, существовали еще задолго до религии. Их первичной основой является не религия, а инстинкт привязанности. Тем не менее, они в течение тысячелетий связаны, главным образом, с религией. Религия, именно вера в загробную жизнь, является одной из причин живучести этого обряда. Не будь этой веры, обычай устройства поминок не мог бы оказаться столь долговечным.
В историко-этнографической литературе подробно описаны номинальные обряды в прошлом. Анализ этой литературы убеждает нас в том, что в результате устройства поминок зажиточные люди беднели, люди более или менее обеспеченные из среднего сословия, и в особенности бедные, приходили в совершенную нищету. И это неудивительно, ибо расходы на них бывали колоссальные. Без всякого преувеличения можно сказать, что едва ли у какого-либо другого народа поминки приняли такой широкий размах, как у осетин.
Раньше устраивалось всего десять поминок, и семья умершего в течение года в среднем расходовала более 2 тысяч рублей серебром. Выглядело это так: «Пива 30 котлов, полагая каждый котел в 40 ведер, араки 45 ведер, быков 30 штук, полагая за каждого быка от 15 до 20 рублей, баранов до 200, полагая за каждого 2 руб. 50 коп., кроме того деньгами за покупку разных продуктов на 500 рублей». [46] Здесь следует оговориться. Пожалуй, такие расходы могли нести наиболее зажиточные слои населения, или же целая фамилия, а отнюдь не трудовая крестьянская семья.
В 1866 году все эти поминки были категорически запрещены, а нарушающие общественный договор подвергались штрафу в размере 100 рублей. Разрешалось устраивать только годовщину, зæрдæвæрæн и 40 дней. На этих поминках араку вообще запрещалось употреблять, а пиво разрешалось в небольшом количестве. Резать можно было I быка и до 11 баранов. [47]
Но осетины по-прежнему с точностью исполняли этот старинный обычай, что имело свои объективные и субъективные причины.
Во-первых, осетин безоглядно верил в загробную жизнь и считал, что пища, которую едят на поминках, переходит к мертвому, что потусторонняя жизнь есть продолжение земной, край мертвецов очень похож на край, населенный живыми людьми, что благосостояние умерших полностью зависит от количества посвященных им на поминках пиши и питья. Самым большим оскорблением для осетина было злословие (фидис): «Ваши мертвые голодают», которое по сей день имеет силу.
Обо всем этом подробно писали в разное время М.М. Ковалевский, В.Ф. Миллер, Г.А. Кокиев и многие другие крупные ученые.
Во-вторых, у осетин было поверье и в то, что покойник с того света оказывает огромное влияние на жизнь своих живых родственников, и поэтому необходимо его задабривать устройством для него поминок.
Это все говорит об истоках самого распространенного культа среди осетин – культа мертвых.
При наличии такого религиозного мировоззрения и низкого уровня атеистического сознании наивно было и думать, что осетины могли отказаться от обычая устройства поминок. К. Хетагуров, видя истоки и корни древнего культа мертвых, активно, со свойственной ему принципиальностью выступал против тех, кто с помощью тюрем и штрафов пытался заставить осетин забыть этот обычай. Он считал подобные попытки вредными из-за их преждевременности. В 1896 году К. Хетагуров писал; «Неоднократно вымогались от осетинских обществ приговоры об уничтожении позорно-суеверного «хист» (поминок) и т.д., «диких разорительных обычаев», и все-таки дело кончалось тем, что беззаветно преданный своему евангелию ирон тайно исполнял все обычаи, а в случае обнаружения нарушения приговора привлекался к ответственности, отсиживал и окончательно разорялся непомерными штрафами». [48]
Так было в прошлом. К настоящему времени неузнаваемо изменились не только условия материальной жизни осетин, но коренным образом изменилось и их сознание, что привело к резкому сокращению числа верующих в загробный мир.
Что касается формы поминального обряда и его основного принципа «посвящения» (хæлар кæнын), то они, как это не удивительно, почти не изменились. Более того, по форме они остались почти такими же, какими были сотни лет назад.
Если вера в загробный мир предполагает, что мертвые живут земной жизнью в том мире, то единственной возможностью сделать их достоянием все необходимое для той жизни является «посвящение». Фантазия людей ничего другого не смогла придумать для этой цели. Поэтому буквально все, что готовится на поминках, посвящается покойному. Собственно, без посвящения теряется смысл поминок, ибо все приготовленное сможет дойти до покойного только в этом случае. Не случайно и по сей день, прежде чем принести в жертву быка или барана, его посвящают покойному. Все спиртные напитки, пиво, еду, приготовленные для поминок, – тоже. Покойнику посвящаются также его личные вещи, стол, стулья, кровать и постельные принадлежности. Посвящается ему даже вода.
Сам обряд посвящения очень прост. Когда всё приготовленное расставлено на столах в соответствующем порядке специально для посвящения, в комнату приглашают нескольких стариков для совершения обряда. Один из них берет бокал с аракой и произносит посвятительную речь, в начале которой обращается к богу. Затем, называя имя покойного, говорит: «Рухсаг у! (буквально: да пребывай ты в царстве света). Перед тобой кушанья, приготовленные твоими близкими. Ты можешь располагать ими, как захочешь. Можешь угостить ближнего и съесть сам. Все это посвящается тебе. Рухсаг у!» [49] .
Он льет на стол немного араки, отпивает и передает другому старику, который тоже говорит «рухсаг». Необходимым атрибутом посвящения является посыпание всех блюд солью, не исключая сладких, и прикосновение к ним ножом. Без этого обряд считается невыполненным.
Таким же традиционным является обряд посвящения вещей покойному. Он совершается в первую пятницу или субботу после похорон. Для этого семья приводит в порядок все то, что принадлежало ему. Посвящаются также кровать и постельные принадлежности. Вещи усопшего раскладываются так, чтобы казалось, что на кровати лежит человек. В таком виде они оставляются часто до 40-го дня, а иногда и до годовщины. Нетрудно догадаться, какое впечатление производит этот обряд. Он полностью отражает веру в загробный мир и вырабатывает у окружающих религиозное сознание. Здесь мы находим и такие архаичные явления, смысл которых давно утерян, но зато они придают обряду какую-то таинственность и мистическую оболочку. К этому следует добавить, что прежде чем совершить жертвоприношение и начать готовить пироги для поминок, в честь всевышнего пекутся три пирога. На всех поминках первое слово бывает сказано за всемогущего Бога. К нему обращается старейшин, ведущий траурный стол, с умилостивительной речью: «Пощади нас и окажи нам помощь, все делается по твоей воле, все в твоих руках». Первый тост при всех случаях – за Бога. Непонятно только одно: если в действительности Бог существует и по его воле безвременно трагически погибают безвинные люди, то зачем пить за него? Не парадокс ли это? На наш взгляд, для подавляющего большинства осетин здесь главную роль играет форма обряда, а не его содержание (дань традиции).
Определенной частью осетин до сих пор в течение года устраиваются 10–15 и более поминок. Вот их примерный перечень:
У христиан:
1. Мæрдæхсæвæр – на ночь в день смерти, когда покойник еще не похоронен.
2. Траурный стол (уæлмæрдхæрнæг) – в день похорон.
3. Цæстгæсæггаг – на второй день после похорон женщины приходят к могиле с различной снедью и напитками.
4. Хъæппæлфæлдесæн – посвящение вещей покойника в первую пятницу или субботу.
5. Посещение женщинами могилы с кушаньями и напитками по пятницам и субботам в течение 3–7 и более недель вплоть до 1 года.
6. Сорок дней (дыууиссæдзæм бон).
7. Комахсæн – конец февраля.
8. Назу – апрель.
9. Бадæнтæ – ночь мертвых.
10. Комуадзæн – конец апреля.
11. Зæрдæвæрæн (зæлдгæрдæн) – май – июнь.
12. Рæзахуадæн – август–сентябрь.
13. Цæппорсе – осень или зима.
14. Годовщина.
15. Зæронд мæрдты хист – поминание «старых» покойников.
У мусульман:
1. Траурный стол – уæлмæрдхæрнæг.
2. Посвящение личных вещей покойного (хъæппæлфæлдесæн).
3. Майрæмæхсæв – вторая и последующие пятницы (3 раза).
4. Майрæмизæр или сабатизæр – по четвергам и пятницам в течение 3–7 недель и даже до года.
5. 40 дней.
6. Комуадзæн.
7. Хъурмантæ.
8. Рæзахуадæн.
9. Зæрдæвæрæн.
10. Годовщина.
В последнее время большая часть людей объединяет многие из этих поминок, посвящая им общие столы.
Три из них – в день похорон, 40-й день, годовщина – являются самыми крупными: как правило, на каждом из них в жертву приносят крупный рогатый скот, несколько баранов, и собирается масса людей.
Размах остальных поминок в разных местах неодинаков. По каждому умершему в течение года в среднем забивается 3–4 головы крупного рогатого скота, 3–5 овец, несколько десятков птицы, готовится большое количество араки. В республике ежегодно для поминок в среднем забивается не менее 8 тысяч голов крупного рогатого скота, более 10 тысяч баранов и употребляется до 100 тысяч литров спиртных напитков.
Многие из этих поминок имеют прямую связь с теми религиозными праздниками – как христианскими, так и мусульманскими, - которые в прошлом отмечались большинством людей. Прежде всего к ним относятся – комахсæн (заговенье), куадзæны хист (пасхальные поминки, разговенье), зæрдæвæрæн, зазхæссæн (вербное воскресенье), майрæм-куадзæн (успение богородицы), курманбайрам и т.д. Против устройства этих поминок выступило 72,7% сельского и 59,2% городского населения республики.
В прошлом верующий предполагал, что умершие не могут быть в стороне от этих праздников и так же, как живые, должны их отмечать, коль скоро жизнь в загробном мире уподобляется жизни земной. Сегодня все меньше и меньше становится тех, кто отмечает религиозные праздники, а поминки, связанные с ними, справляются почти всеми, в том числе по тем умершим, которые при жизни были воинствующими атеистами. И это в то время, когда подавляющее большинство народа не только на словах, но и внутренне настроены против них. Вот она, сила обычая, привычки, страха перед «фидис».
Далеким отголоском веры в загробный мир являются и такие архаичные поминки, как «æртгæнæн». Во многих местах уже забыты эти поминки, но есть села, где соблюдаются почти всеми. Вот что пишет житель селения Црау Алагирского района Б.Р. «Æртгæнæн» устраивает в селе каждая семья, которая в течение года кого-то потеряла. Обычно «æртгæнæн» делают в январе, дня за три до Нового года по старому стилю.
Заранее, где-то с вечера, заготавливается большая куча дров. А поджигают их только поздно ночью, обычно после 12 часов, хотя очень строго и не придерживаются.
Разводят костры на улице, перед домом. Людей, занятых непосредственно организацией «æртгæнæн», бывает немного. Это, прежде всего, близкие родственники, т.е., члены семьи и кто-нибудь из соседей – обычно человек 10-12.
У костра обязательно накрывается стол с пирогами, курицей и выпивкой. Когда у домов, где семья в трауре, вспыхивают костры, группы мужчин начинают хождение к одним, другим и т. д. Так продолжается в течение всей ночи – до самого рассвета. При этом необходимо остановиться у каждого дома и бросить в костер принесенное с собой полено (раньше использовали даже сани для перевозки дров), сказать «рухсаг», выпить и затем отправиться к следующему. А утром забивается баран, потом все садятся за стол, хотя народу при этом бывает немного».
В содержание данного обычая сельчане особо не вникают, соблюдая его скорее по традиции, хотя отмечают, что умерший якобы получает от костра свою долю («хай») тепла.
Говоря о поминальном обряде, нельзя упускать из виду, что у осетин мусульманского вероисповедания он во многом имеет свои особенности и отличия. До 50-х годов XX века в день похорон у осетин-мусульман не устраивали никаких поминок. Более того, семья, потерявшая близкого, не должна была даже готовить. Первые поминки справлялись только на третий день.
С начала 50-х годов в день похорон начали устраивать поминки, забивать скот. И хотя мусульманская религия запрещает употребление на поминках крепких спиртных напитков, последние годы об этом уже никто не помнит. Организация траурного стола в день похорон, по всей видимости, вызывается влиянием окружающей среды и большим числом приезжающих их разных мест. На поминках третьего дня, они, разумеется, не смогли бы принять в них участие.
После похорон три утра подряд женщины ходят на кладбище без продуктов, носят только воду. Посвящение вещей устраивают на третий день. Для этого обязательно режут барана. Здесь хозяйничает мулла, читая молитву на арабском языке.
Каждый четверг в течение трех недель устраиваются поминки, на одном из которых, как правило, режется баран. В эти дни женщины идут на кладбище с приготовленными блюдами и посвящают их покойному. Поминальная трапеза на могиле не устраивается, пища раздается присутствующим, которые уносят се домой. Раньше поминки в вечер под пятницу устраивались в течение целого года. И нынче, каждый четверг, в доме умершего стараются что-то приготовить в память о покойном, затем угощают детей. Мусульмане верят, что угощение людей, особенно детей, будет «полезно» усопшему. По их представлениям, такая пища способствует умалению его грехов и помогает попасть в рай. Причем, раздавать пищу следует до захода солнца, иначе «покойному уже не будет от этого пользы».
На 40-й день после смерти устраиваются большие поминки. Обязательно забивается крупный рогатый скот, приглашается большое количество людей.
Во время поста «ураза» каждую неделю поминают покойного, так как считают, что «покойник в это время находится вместе с семьей».
Следующие поминки – хъурманы хист – справляются после праздника «курман-байрам», который следует за «уразой» с двухмесячным интервалом. Для этого режут скот. Раньше поминки не устраивали, а раздавали сырое мясо больным и сиротам. Сейчас тоже бывают случаи, когда раздают мясо в сыром виде.
Осетины-мусульмане справляют и общеосетинские поминки. Так, мусульмане-иронцы устраивают во время поста блинные поминки лауызгæнæн, а летом, в августе,– майрæмкуадзæн. Мусульмане-дигорцы справляют летом поминки рæзахуадæн (вкушение плодов), а в декабре делают поминки цæппорсе.
Последние поминки – в годовщину смерти покойного. Это большие, массовые поминки, в которых, как и во всех остальных, принимает участие мулла, кстати, не без вознаграждения.
Каковы те идейные компоненты, благодаря которым столь прочно держится обычай устройства поминок? Какое содержание, то есть какие представления, образы, нормы и чувства вкладывают в него соблюдающие его? При ответе на этот вопрос следует исходить из того, что, хотя участники обряда при одних и тех же обстоятельствах поступают одинаково, невозможно, чтобы они все, с точностью исполняя одно и то же, чувствовали и мыслили одинаково. Об этом свидетельствует тот бесспорный факт, что разные категории людей с разным уровнем сознания вкладывают в этот обычай разное содержание.
Вопрос о религиозном состоянии населения, особенно о вере в загробный мир, изучен слабо. Цифры, связанные с ним, даются, главным образом, на основе многолетних наблюдений, опросов, бесед, интервьюирования, локальных социологических исследований.
Для верующих в загробную жизнь основным содержанием поминального обряда является «кормление мертвых» и их задабривание. Принимая участие в поминальном обряде, верующие прежде всего стремятся к тому, чтобы все ритуальные действия были подчинены идее, представлениям о загробной жизни, выражали их печальные чувства об умерших близких, чтобы они были обеспечены всем необходимым в том царстве: пищей, одеждой, кроватью, столом, стульями, разными напитками– всем, кроме жилища. Ныне бытующий поминальный обряд наилучшим образом приспособлен для выражения именно этого содержания. Для верующих поминки – это «связь» с мертвыми и надежда на то, что они будут помогать живым.
Для людей, которые не верят в загробную жизнь, а их не менее 80% взрослого населения, в содержание поминального обряда вкладывается стремление воздать должное памяти об умершем. А для самых близких покойного – это еще и возможность отблагодарить тех, кто разделил с ними их горе. Неверующие в загробный мир, принимая участие в поминальном обряде, главным образом думают о том, чтобы ритуальные действия выражали идею сохранения доброй памяти о близком, о его заслугах, о хороших и добрых делах, которые были на его счету. Все это у человека, потерявшего близкого, рождает положительные эмоции и чувство спокойствия, несколько снимает тяжесть от понесенной утраты.
Таким образом, поминальные обряды, скромно и искренне совершаемые в память об умершем, играют определенную роль в морально-нравственном состоянии его родных. Когда человек теряет близкого, без которого он не представляет свою дальнейшую жизнь, особенно необходима поддержка людей. В этом случае поминки как бы являются одним из способов облегчения горя. Людям, которых постигло несчастье, независимо от того, верующие они или нет, необходимо дать возможность излить свою печаль. Многие поминальные обряды в этом смысле выполняют определенную положительную роль. Они помогают людям справиться со своей скорбью. Церемонии, связанные с их подготовкой и проведением, для многих являются отвлекающим фактором, эффективным средством смягчения горя, снятия напряжения в момент кризисного состояния.
Поминальные обряды – это для близких умершего своего рода рессоры при невообразимо больших стрессах, буферы между понесшим утрату человеком и суровой реальностью. Когда человек поглощен выполнением обрядов и через них отдаст свой последний долг умершим близким, то он не только отвлекается от невосполнимой утраты, но получает и моральное удовлетворение. Близкие за поминальным столом, особенно в день похорон, искренне разделяя печаль и в то же время воздавая должное памяти об усопшем, оказывают глубокое успокаивающее воздействие на человека. Возвратиться домой с кладбища без людей, без их участия, остаться только в кругу семьи – невыносимо. Поэтому большинство народов мира соблюдают в той иной мере обычай, связанный с поминанием. При этом формы могут быть самыми разнообразными.
В поминках своеобразное утешение находят мать или жена. Убитые горем после похорон сына (дочери) или мужа, они настолько тяжело переносят постигшее их горе, что по существу на время теряют интерес к жизни; перестают нормально жить в течение ряда лет, отказываются от всего земного. Нередко жена, тем более, если у нее есть дети, остается навсегда вдовой.
Чтобы яснее представить это, надо вспомнить, что было в недалеком прошлом.
«Осетинская вдова круглый год ежедневно стелет покойному мужу постель, каждое утро подает ему, невидимому, умываться, и весь год не ест скоромного, предоставляя это удовольствие покойному». [50]
А мать одолевает грусть, она постоянно в трауре. Для нее самое страшное то, что может омрачить память о дорогом человеке. Поминки для нее становятся формой выражения благодарности, через них она как бы стремится выразить свою непреходящую привязанность к сыну или дочери. Поэтому на поминки обычно ничего не жалеют.
Что касается других неверующих членов семьи, то хотя подавляющее большинство из них внутренне против значительной части поминок, тем не менее они оказываются часто в положении пассивных наблюдателей. Боясь задеть душевную рану своих родных, оскорбить их чувства, они не в состоянии противостоять их желанию.
Примерно 15% составляют колеблющиеся между верой и неверием. Эта категория все же не до конца свободна от веры в иной мир. Для нее в какой-то мере содержанием поминального обряда является слабая, неустойчивая вера в загробный мир, но все же для этой категории несравненно более важным является другое содержание – сохранение памяти об умершем.
Таким образом, поминальный обряд соединяет в себе и религиозные верования, и общечеловеческие моральные нормы. На современном этапе именно нравственные нормы, а не религия, вызывают у подавляющего большинства людей потребность в этом обряде. Не будь этого морального фактора, поминальный обряд не мог бы сегодня получить такого широкого распространения. Этим можно объяснить и то, что только незначительный процент опрошенных заявили о том, что «не нужно сохранять эти обряды».
Для соблюдающих эти обряды общей идеей является стремление или желание воздать должное памяти об умершем. Это значит, что и для верующих обряд содержит в себе не только веру в загробную жизнь, но и общечеловеческие моральные нормы.
Все вышеизложенное приводит нас к выводу о том, что, с одной стороны, эти три основные категории людей вкладывают разное содержание в поминальный обряд, каждая категория по-своему воспринимает его, с другой – единственной формой этих разных содержаний выступает старая традиционная форма с ее архидавними ритуалами. Сверхстарые тончайшие поминальные обряды обслуживают как старое содержание (вера в загробную жизнь), так и новое (сохранение памяти об умершем), хотя старая форма соответствует только старому содержанию и противоречит новому. Об этом говорит тот очевидный факт, что поминальные обряды от начала до конца, начиная от жертвоприношения в день смерти и кончая посвящением всех приготовлений в день годовщины, служат, главным образом, старому содержанию, то есть вере в загробную жизнь. Более того, старая форма не только обслуживает старое содержание, но и вырабатывает его в сознании людей, особенно – колеблющихся.
Чем вызвано это противоречивое явление? Почему не только верующие, но и неверующие, носители нового содержания, на уровне обыденного, массового сознания ревниво оберегают старую традиционную форму? Это объясняется элементарной боязнью перед какими-либо изменениями этой формы, воспринимаемыми на уровне обыденного, массового сознания как уничтожение ее содержания, в данном случае обычая устройства поминок в целом. «Обыденное сознание, – писал Гегель, – с формой связывает истину, и оно полагает, что вместе с изменением формы теряется и содержание, и самый предмет; поэтому обыденное сознание и воспринимает подобное преобразование как уничтожение». [51]
Для неверующего это означает, что если изменится форма поминального обряда, то это может привести к уничтожению того содержания, которое он вкладывает в обычай, то есть сохранение памяти об умершем. Поэтому мы нередко наблюдаем, как скрупулезно соблюдаются все поминальные ритуалы. На уровне обыденного сознания создается впечатление, что обычай имеет смысл и достигает цели только тогда, когда соблюдаются абсолютно точно старая форма и все тонкости того или иного поминального обряда, ритуала. Неверующий на уровне обыденного сознания рассматривает нарушение формы как проявление неуважения к памяти умершего. Настолько строго соблюдается все то, что касается поминок, что до сих пор поминальный стол накрывают так, как это делали сто лет назад. Никаких отклонений. В противном случае теряется смысл.
Это обстоятельство приводит к тому, что неверующий и сегодня вместо того, чтобы привести старую форму в соответствие с новым содержанием, с точностью соблюдает традиционные поминальные обряды, стремясь сохранить память об умершем. Было время, когда старому содержанию, вере в загробную жизнь, соответствовала старая форма поминальных обрядов. В то время, как уже отмечалось выше, бесполезно было бороться против вредных сторон этого обычая, и подобные попытки полностью проваливались.
Представляет большой интерес анализ поминального обряда с точки зрения того, что в нем пережиточного и нового. Говоря о пережиточном, прежде всего надо иметь в виду принцип «посвящения», с его религиозными содержанием и формой, а также непомерно большие разорительные расходы, строгое соблюдение правил этикета, воздержанность во всем во время поминок, и в первую очередь в употреблении спиртных напитков. Что касается нового, то самым главным здесь, безусловно, является новое содержание, вкладываемое в поминальный обряд, т.е., отсутствие у большинства народа веры и загробный мир, замена принципа «посвящения» новым принципом – «поминания», некоторое уменьшение расходов, появление пьянства и всякого рода излишеств: почетные бокалы, подарки, денежные сборы. При этом неверно сводить традиционное к безнравственному, а новое к нравственному. И нравственное, и безнравственное мы находим как в традиционном, так и в новом – они в них переплетаются.
Основным принципом старой, традиционной формы поминального обряда, как уже говорилось выше, является «посвящение» (хæлар кæнын). Этим, собственно, объясняется то, что ни одни большие поминки не обходятся без жертвоприношений.
Но этот принцип не является уже основным для тех, кто вкладывает новое содержание в поминальный обряд – сохранение памяти об умершем. При этом исключаются обязательные жертвоприношения, обилие спиртного, участие большого количества людей, траурный же стол организуется скромно, для узкого круга (за исключением траурного стола в день похорон) с участием близких, именно тех, кто вспомнит добрым словом умершего. Это повсеместно уже практикуется среди осетин, живущих за пределами Осетии.
Таким образом, объективный анализ номинального обряда с учетом уровня сознания и культуры населения, его психологии, нравов, привычек, религиозных предрассудков части людей приводит к выводу о том, что подавляющее большинство людей в принципе против старого существа поминального обряда, его нынешних масштабов и извращенных форм. Тем не менее в современных условиях, когда только единицы готовы (и то на словах) не соблюдать этот обычай, призывы к полному отказу от поминального обряда считаем несвоевременными, ошибочными и даже вредными. Не отказ от поминок (их устраивают все народы мира), а их переделка, переосмысление, очищение от религиозных наслоений и излишеств – вот, на наш взгляд, реальный путь решения проблемы на современном этапе.
И здесь, прежде всего, следует сказать «об ужине для покойника» (мæрдæхсæвæр). Человек только что скончался. Близкие еще не успели опомниться от удара, и тут же «законодатели» режут барана, готовят пироги, накрывают столы. Во дворе за мужским столом допоздна сидят предполагаемые организаторы похорон. Женщинам, в том числе и членам семьи, накрывают стол там, где лежит покойник или в соседней комнате. Что это, как не результат чрезмерной активности некоторых, не очень расстроившихся случившимся, родственников и любителей выпить? Они же выдают это за древний народный обычай, хотя в Северной Осетии никогда не было ничего подобного и сейчас этого нет во многих местах.
Этот обычай пришел в нашу республику 20–30 лет назад из Южной Осетии. Южные осетины переняли его от грузин, где необходимость устройства траурного стола до дня похорон вызывается тем обстоятельством, что покойника хоронят на 5–7-й день. В Северной Осетии покойника хоронят, как правило, на второй или третий день, и здесь до недавнего времени имел реальную силу обряд «посвящения», исключающий какие-либо траурные столы до дня похорон. Это тот случай, когда, без учета конкретной социальной среды, один народ у другого механически заимствует тот или иной обычай, и вдобавок извращает его на практике.
Раньше соседи на ночь готовили 2–4 пирога, 1–2 курицы для тех, кому придется сидеть всю ночь, в том числе для членов семьи. А чаще всего вообще ничего не готовили. Беда заставляла забывать об этом. Разве большое горе и такая трапеза совместимы? Большинство населения Северной Осетии категорически против этого поминального ужина (77,7% сельского и 67,5% городского населения).
В день похорон всегда организуется траурный стол. 100% опрошенных соблюдают и поддерживают этот обычай. В недалеком прошлом за него садились только после похорон и не бывало никаких предварительных столов, за исключением трапезы для могильщиков. В последнее же время нередко приходится наблюдать, как любители выпить из числа организаторов похорон и траурного стола особенно старательно готовят себе предварительный обед с выпивкой. К моменту выноса тела многие из них бывают уже навеселе, с настроением, более подходящим для иной обстановки, нежели для похорон.
Еще 20 -30 лет назад без посвятительного слова старшего никто, даже дети, не должны были прикасаться к тому, что предназначалось для поминок. Несоблюдение этого строжайшего правила считалось величайшим грехом. И в этом, кроме веры в загробный мир, был и другой смысл: траурная обстановка, большая печаль требовали буквально от всех проявления сдержанности и такта, не говоря уже о непременной трезвости. Как же понимать иных организаторов и помощников, которые на словах выступают ярыми приверженцами старых обрядов, а на деле сами первыми нарушают их нравственные заповеди?
А чем могут объяснить свое «нововведение» те старшие, которые начинают траурный стол сразу же по выносу тела?
В последнее время все чаще можно наблюдать такие неприглядные явления, когда похоронная процессия только сдвинулась с места, прах еще не предан земле, а значительная часть участников похорон (в первую очередь приезжие) садится за столы. По этой причине все меньше и меньше людей сопровождают гроб до места погребения. Собираются на похороны сотни людей, а на кладбище оказываются лишь самые близкие и немногочисленные знакомые. Одно дело, когда люди не могут пойти на кладбище за неимением времени или по состоянию здоровья, а другое, когда они спешат сесть за траурный стол.
В прошлом за поминальным столом сидели главным образом лица старшего возраста и те, кто приехал из других мест. Произносилось не более четырех тостов, скромно закусывали и вставали. «Старики рассаживались за длинными столами по старшинству. Сидели чинно, говорили негромко, лишнего не выпивали, не проявляли обжорства, ели медленно». [52] Осетинский этикет полностью исключал за столом какие-либо проявления неподобающего поведения.
Наша мораль не противоречит обычаю устройства скромного траурного стола. Но она резко выступает против его извращений, когда сегодня за этот стол садится основная масса участников похорон, в том числе и молодежь. И сидят за ним до неприличия долго, многие безмерно пьют. За стол должны садиться лишь самые старшие, уставшие и проголодавшиеся организаторы похорон, родные и близкие, приезжие, абсолютно исключив при этом пьянство и вообще какие-либо излишества. Основное назначение этого стола – добрым словом помянуть умершего. Здесь следует сохранить старую традиционную строгую форму при новом содержании.
Устаревшим является обычай, когда приезжим дают с собой на дорогу провизию (фæндаггаг). Из-за того, что приезжим, сидевшим за траурным столом, приходится на обратную дорогу заворачивать еду и спиртные напитки, хозяева в день похорон вынуждены бывают забить 2–3 головы крупного рогатого скота.
На состоявшихся в Северной Осетии народных сходах с осуждением говорилось о том, что многие участники похорон ведут себя нескромно: случается, что требуют снабдить их па дорогу яствами. Ничего подобного не было в прошлом. Раньше, когда из-за гужевого транспорта путники обычно находились в дороге десятки часов, а порою даже и по нескольку суток, они нуждались в запасе пищи. Сегодня же из одного конца республики до другого люди добираются максимум за 2–3 часа, не говоря уже о более коротких расстояниях. Поэтому нет никакой необходимости снабжать людей продовольственными запасами и тем более спиртными напитками. Изменившиеся условия жизни привели к устранению этого обычая и от него следует решительно отказаться. То, что мы иногда видим на наших дорогах, несколько напоминает увеселительные прогулки. Разве это не безнравственно, когда люди, проводившие покойника в последний путь и сидевшие за траурным столом, спустя полчаса устраивают у дороги посиделки?
Следует, на наш взгляд, отказаться от поминок в пятницу или субботу, устраиваемых в течение трех-семи недель после похорон, а в семьях, где есть верующие, разумнее проводить их в семейном кругу без всяких жертвоприношений. Пересмотреть и практику, диктующую походы па кладбище с провизией – ведь поминальные трапезы у свежей могилы особенно нетерпимы.
На 40-й день, как говорилось выше, почти всеми осетинами устраиваются большие поминки, где в жертву приносят крупный рогатый скот. Собирается большое количество людей. Сидят за траурным столом долго, и под конец уже трудно бывает понять, поминки это или веселое торжество. Вокруг этого обычая 40-го дня сегодня высказывается много разноречивых мнений, часто далеких от истины. А она такова.
До середины XIX века у осетин не было этих поминок. Они появились в результате борьбы двух официальных религий – христианства и мусульманства – против язычества. Когда власти повели решительную борьбу против многочисленных разорительных поминок, связанных с языческой религией, то в числе рекомендуемых новых поминальных обрядов в «Описании вредных обычаев 1859 года» значился в первую очередь 40-й день. Это подтверждается и тем, что во многих местах Северной Осетии до недавнего времени не организовывали этих поминок. Для определенной части осетин 40-й день является нововведением, а есть горные аулы, где он никогда не соблюдался и не соблюдается теперь. 40-й день чтят очень многие народы христианского и мусульманского вероисповедания; он, выражая веру в загробный мир, утверждает, будто на 40-й день душа попадает в рай. Осетинами 40-й день был принят не в «чистом виде». К нему «приросли» многие элементы языческой религии и особенно такой ее обязательный атрибут, как жертвоприношение. Ведь до сих пор у народов, избежавших большого влияния языческой религии, 40-й день отмечается без всяких жертвоприношений (у русских, армян, греков и т.д.). Вывод таков: 40-й день ничего общего не имеет с древними осетинскими народными обычаями: у него религиозное происхождение и содержание и от него следует отказаться. За это 64,б% сельского и 59,1% городского населения. В крайнем случае, в семьях, где есть верующие в загробный мир, устраивать 40-й день в узком кругу семьи.
Особенно не устраивают людей размах и «порядки», которые наблюдаются в последнее время на этих поминках. Еще в довоенный период на них собиралось несравненно меньше людей, не было денежных взносов, чрезмерных возлияний, какие-либо беспорядки вообще исключались. Большинство народа недовольно и излишними церемониями, связанными со снятием траура на 40-й день (приношение в жертву баранов, подношение подарков, организация отдельного стола в честь каждого, кто снимает траур).
Вопросы, связанные с поминальными обрядами, особое место заняли в «Примерных рекомендациях» республиканской комиссии по внедрению в быт новых обрядов, принятых в 80-х годах ЧЧ столетия. Вот их суть:
1. Отказаться от устройства многочисленных обременительных поминальных столов, различных ритуальных трапез на кладбище, связанных со слепой верой в загробную жизнь и противоречащих высокому уровню сознания и культуры нашего современника.
2. Траурный стол в день похорон устраивать скромно, без проявления каких-либо излишеств. Основное назначение этого стола – добрым словом помянуть имя усопшего и смягчить горе его близких.
3. Не возражать против поминок, проводимых иногда в узком кругу без официальных приглашений и денежных взносов, без жертвоприношений и употребления крепких спиртных напитков.